Проблема идеального. Субъективная реальность - [40]
В свою очередь личностно-экзистенциальное непременно проявляется в социально-нормативной форме. В этом выражается могучая власть господствующих в данном обществе, в данной социальной среде норм, ценностей и смыслов над каждым «Я», ибо они формируют «содержание» и направленность основных экспликаций данного «Я» в качестве своих «других Я», т.е. ценностные ориентиры, потребности, желания, упования, интересы, цели, идеалы личности. Но эта власть не является все же абсолютной, так как личность есть активное, самосознательное существо, способное познавать социальную действительность и самое себя, совершать выбор и переоценку ценностей. Здесь обнаруживается глубокая диалектическая связь социально-нормативного и личностно-экзистенциального, которая может быть основательно осмыслена лишь в контексте анализа социальной деятельности и взаимообусловленности общественного и индивидуального сознания. Некоторые вопросы этой проблематики будут нами рассмотрены в гл. далее.
Сейчас нам хотелось бы отметить еще один важный аспект отношения «Я» к самому себе, который отражает динамику ценностной структуры субъективной реальности в целом. Всякое мое «другое Я» есть персонализованная ценность, есть, по сути, ценностная интенция моего «Я». Это то, что полагается мной как хорошее или плохое, доброе, справедливое или наоборот и т.д., это то, чем бы я хотел обладать, чего хотел бы достичь и т.п. (зачастую это то, чем обладают и чего достигли или достигали другие). Многоликость моего «другого Я» есть выражение многообразия ценностных интенций «Я», которые должны быть определенным образом упорядочены, чтобы сохранялось его единство. И здесь мы видим двумерную упорядоченность: иерархическую и рядоположенную (когда ценности не различаются четко по рангу, выступают как одноуровневые). Иерархическую организацию ценностных интенций можно образно представить в виде слегка усеченного конуса. Чем выше ранг ценностей, тем их меньше. На высших уровнях этого «конуса» есть свои рядополо-женности, но их число нарастает по мере движения вниз.
Мы рассматриваем в данном случае чисто формальный аспект организации ценностных интенций, отвлекаясь от того, что именно «располагается» наверху, какова подлинная социальная значимость высших ценностных интенций данного «Я». Нам важно выяснить общие черты этой динамической организации, хотя следующий шаг анализа должен состоять, конечно, в том, чтобы определить социальный масштаб и критерии подлинно высших ценностей (ибо высшими, доминирующими ценностными интенциями данного «Я» могут выступать и самые гнусные, низменные или просто ничтожные по своему «содержанию» интенции). Но это составляет специальную задачу, нас же интересуют основные варианты изменения и деформации структуры ценностных интенций «Я», которые фиксируются диспозиционально, но актуально проявляются во множестве своих «других Я».
Как правило, верхний уровень «конуса» более стабилен; чем ниже уровень, тем он более динамичен и переменчив по конкретному «содержанию» ценностей. В условиях резкого увеличения числа ценностных интенций низшего уровня, их непомерного «расползания» вершина «конуса» как бы опускается, «проседает», иерархический контур деформируется, высшие ценностные интенции «снижаются», их управляющая функция по отношению к интенциям низшего ранга сильно ослабевает либо утрачивается во многих отношениях вовсе. Нарушается динамическое единство ценграции и децентрации «Я». Теццен-ция децентрации прогрессирует, что приводит к феномену де-центрированного «Я» (блуждающего в себе и вне себя — в джунглях вещей, неподлинных потребностей и малоценных коммуникаций). При этом «Я» сохраняет свое единство за счет усиления связей рядоположенных ценностных интенций, что отличает его от патологически децентрированного «Я».
Антиподом этого феномена является суперцентрированное «Я», для которого характерна жесткая иерархическая организация ценностных интенций, имеющая вид неусеченного конуса; динамизм этой структуры минимален, т.е. естественная тенденция к децентрации выражена крайне слабо или вовсе не прослеживается; высшие интенции сведены нередко к од-ной-единственной. «Он знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть» — эти поэтические строки хорошо передают суть суперцентрированного «Я», но взятые вне контекста они могут выражать не только трагический, возвышенно-героический и вообще высокозначимый общественный смысл, но и трагикомический, и просто комический, и низменно-эгоистический смысл (в случае, например, современного скупого рыцаря и т.п.).
Высшая интенция суперцентрированного «Я» определяется «содержанием» конкретной сверхценной идеи (термин, принятый в психиатрии, но употребляемый также для обозначения «нормальной одержимости» художника, ученого, политического борца и т.д.)>25>. Если децентрированное «Я» может полагать актуально в качестве своего «другого Я» что угодно — ив этом проявляется его ситуативность и «всевме-стимость», то суперцентрированное «Я» актуально полагает в качестве своего «другого Я» только то, что связано с «содержанием» сверхценной идеи, и в этом смысле оно целеустремлено и «сужено» (подобные свойства особенно остро проявляются при патологически суперцентрированном «Я», когда сверхценная идея носит бредовый характер, не поддается никаким коррекциям, фокусирует в себе любое «содержание» и приобретает безраздельное господство над мышлением и поведением больного).
