Проблема идеального. Субъективная реальность - [111]

Второй план, в котором К. Поппер критикует «субъективистские теории истины», а тем самым и общую установку о веровательном качестве истины, связан с его концепцией «трех миров». Он противопоставляет указанным «субъективистским теориям» свою «объективную теорию истины»^{97, смысл которой в том, что качество истины не зависит от того, признает ли ее кто-либо, верят ли в нее или нет. Истина существует как бы вне человеческого сознания: уже «сама идея ошибки или сомнения (в своем обычном, прямом смысле) содержит идею объективной истины — истины, которую мы можем не получить»; «у нас нет критерия истины, но мы тем не менее руководствуемся идеей истины как регулятивным принципом», и в нашем распоряжении есть некоторый «критерий прогрессивного движения к истине» (Поппер представляет истину в образе вершины, почти всегда закрытой облаками, на которую пытается взойти альпинист; вершина существует для него объективно, и он может сомневаться, достиг ли ее, но почти всегда точно знает, когда это ему не удалось)98.}

Ошибочность «субъективистских теорий истины» и соответственно «веровательной» трактовки знания, по мнению К. Поппера, связана с тем, что знание ограничивается рамками «второго мира» (т.е. субъективного мира участников познавательного процесса). Объективная же истина обитает в «третьем мире», который существует объективно. Это, прежде всего теоретические системы, проблемы, критические аргументы, «сюда относится и содержание журналов, киш и библиотек» ^{99 Признавая, что именно Платон открыл «третий мир» и показал его влияние на нас самих, К. Поппер подчеркивает: в отличие от платоновского «третьего мира», который является божественным, неизменяемым и истинным, «мой третий мир создан человеком и изменяется. Он содержит не только истинные, но также и ошибочные теории и особенно открытые проблемы, предположения и опровержения»100.}

Концепция «третьего мира» К. Поппера долгие годы служила предметом критического анализа эпистемологов и специалистов в области методологии научного познания. Поэтому мы ограничимся лить рядом замечаний в интересующем нас плане. Во-первых, «когнитивное содержание» «третьего мира» практически не отличается от того, которое присуще «второму миру». Если в состав «третьего мира» входят содержание книг и ошибочные предположения, то чем же это содержание отличается от того, что было и есть в головах людей? А посему непонятно, почему в его «третьем мире» не легализована вера В книгах, журналах, в библиотеках зафиксированы и представлены все формы и разновидности знаний, включающих заблуждения, фантазии, несбыточные мечты, пустые надежды, утонченную ложь, хитроумную полуправду, патологические пристрастия и т.п., словом, весь ассортимент человеческих слабостей, игр, предрассудков. В «третьем мире», конечно, хранятся истинные знания, но считать его суверенным носителем «объективной истины» по меньшей мере сомнительно. Производителем «третьего мира» является «второй мир», и в «третьем мире» не может быть ничего такого, чего не было во «втором». Поэтому объективированное знание (воплощенное в книгах и т.п.) отличается лишь по способу своего существования, но не по содержанию и не по эпистемологическим характеристикам. Оно столь же «веро-вательно», как и во «втором мире». Таким образом, когда речь идет о знании вообще, то следует иметь в виду единство, непрестанное взаимодействие обоих «миров».

Вернемся к вопросу о многообразии знания, попытки осмысления и упорядочения которого предполагают охват его во всех способах его существования.

И. Т. Касавин выделяет три основных типа знания: 1) практическое знание, функционирующее в контексте производственных и политических практик; «оно непосредственно связано с деятельностью, не вырабатывающей специальных, в том числе рефлексивных, когнитивных структур»; 2) духовно-практическое знание, которое представляет собой знание об общении, бытовое, культово-регулятивное, художественное знание; его основные формы и функции — «образное описание, нормирование, целеполагание и построение идеалов»; 3) теоретическое знание, которое возникает из «деятельности исследования», выражается в определенной степени специализированным языком, вырабатывает и представляет общие принципы, нормы и т.п. в виде общих понятий.

Автор подчеркивает взаимосвязь, существенные взаимопроникновения друг в друга указанных типов знания и говорит, что главной целью предложенной типологии является попытка совладать с чрезвычайным многообразием того, что именуется «знанием», аутентичными формами которого являются философия, теология, идеология и наука. Он допускает, что даже столь широкие типы не способны целиком охватить реальное многообразие знания.

Поскольку «веровательный» аспект присущ всякому знанию, указанное многообразие относится и к многообразию форм, способов, проявлений «принятия», «одобрения» субъектом наличного знания. «Веровательное» же многообразие крайне слабо осмыслено, и нам неизвестны попытки его специального, систематического упорядочения. Не разработана и сама феноменология «принятия», которая выражается в большинстве случаев посредством терминов обыденного языка. Между тем «принятие» охватывает весьма широкое разнообразие феноменов, имеющих не только гносеологическое и праксиологическое значение, причем в самых различных сочетаниях. Другими словами, речь идет не только о таких формах «принятия» («согласия»), как «истинно», «правильно», но и о таких, как, например, «справедливо», «верно», «хорошо», «красиво», «полезно», «удобно» и т.п., а также о субъективных состояниях, выражающих решимость к действию и санкционирующих действие.