Пробитое пулями знамя - [6]

Да, а это уже пароль, который должен сказать агент Союзного комитета. Лебедев помедлил с ответом. У него мелькнула даже озорная мысль: отозваться не условленными словами, озадачить Буткина и, может быть, заставить его уйти отсюда — таким непривлекательным и бесцельным сразу показался ему весь предстоящий разговор. Но Лебедев отогнал эту мысль. Ведь только ради встречи с агентом Союзного комитета он сам приехал сюда, в Красноярск, из Иркутска. И он, слегка сощурясь, тоже совершенно спокойно ответил:

Хозяин уехал.

Без хозяина лучше, — почти сглотнув последнее слово, быстро сказал Буткин. Подошел к Лебедеву, стиснул его руку своей мягкой ладонью и воскликнул: — Никак не ожидал, что встречусь с вами!

То же самое могу сказать и я.

Лебедев попробовал высвободит* свою руку, но Буткин поспешно прикрыл ее еще и второй ладонью и, долго встряхивая, удовлетворенно засмеялся.

Но я рад. Чертовски рад нашей встрече!

Он наконец выпустил руку Лебедева. Двигая угловатыми плечами, сбросил свое пальто из рыхлого серого драпа, уже облезшего на локтях и возле карманов, и стал искать глазами гвоздь. Не нашел. Кинул пальто на спинку грубого деревянного стула, первым подсел к столу и остро скосил глаза на влажное еще от чернил перо, которым только что пользовался Лебедев.

Рад. Чертовски рад, — повторил Буткин, потирая небритые щеки. Видимо, бороду отращивать стал он недавно, и она его беспокоила.

Чему же вы так рады? — спросил Лебедев, садясь к столу несколько боком, чтобы в окно была видна улица.

Здесь спокойна, — вскользь заметил Буткин и, вздернув худые плечи, спросил: — Чему я рад? Возможности нашего примирения.

Вы изменили свои взгляды? — Лебедев несколько смягчил интонации своего голоса. — Ваши взгляды теперь совпадают с моими?

Любые точки зрения могут быть сближены, — сказал Буткин, соедипяя ладони. — Мы оба — члены одной социал-демократической партии.

Но вы — меньшевик.

Эту кличку для нас придумали ленинцы, чтобы сильнее обострить положение в партии. А я повторяю: любые точки зрения могут быть сближены.

Да. Если одна из сторон полностью отказывается от своих неправильных взглядов.

Буткин выпрямился.

Кто обладает монополией на святую истину! Почему не попытаться найти среднее?

Сторговаться? — Голос Лебедева стал терять свою мягкость.

Они помолчали. Буткин нервно тер ладонью небритый подбородок, шевелил бровями. Лебедев спокойно вслушивался в размеренный скрип ставен.

В тюрьме я сидел не ради личного удовольствия, — первым нарушил молчание Буткин. — Рабочие это оценили.

Рабочие оценили вашу борьбу за их материальные интересы. Тюрьма, конечно, — это очень наглядно. Но идейную борьбу, которую вы ведете против самых коренных интересов рабочих, они не всегда в состоянии разгадать и понять.

Буткин встал.

Тяжелый вы человек, Лебедев, — сказал он, опираясь длинными пальцами на крышку стола. — Вы, как еж, весь в иголках. Подражаете Ленину. В каждой самой простой и бесхитростной мысли вам мерещатся ложные идеи, измена делу революции. Лебедев! Это донкихотство! Из ничего вы создаете себе великанов, с которыми после сами же и воюете. Улыбаетесь? А скажите: были у нас «экономисты» до «Протеста семнадцати»? Не было! Это Ленин сам разработал теорию экономизма. Только тогда и появились «экономисты». Ленин создал и меньшевиков с большевиками. Не будь Ленина — партия не раскололась бы.

Теперь поднялся и Лебедев. Он прошел к окну, поправил занавеску и, прислонясь спиной к простенку, где в рамках из речных ракушек висели развернутые веером семейные фотографии хозяев дома, заговорил ровно и насмешливо:

А мне кажется, Буткин, наоборот, что это именно вы стремитесь из ничего создавать великанов, да еще и сожалеть об их судьбе, когда они рушатся в прах. В действительности же экономизма-великана не было никогда. Был просто болезненный нарыв экономизма на здоровом теле рабочего движения. Ленин вовремя заметил этот нарыв и вовремя вскрыл его. Он не дал распространиться болезни внутрь. А вы теперь экономизм хотите возвести в великана и еще надеть па него терновый венец. Нет, Буткин, нет, это нарыв, больной нарыв, но не больше. И хорошо, что Ленин быстро вылечил партию от него. Вы говорите: «Ленин разработал теорию экономизма». Была нужда ему разрабатывать «теории» своих противников! Он только показал тот ложный путь, на который вы, «экономисты», хотели повернуть рабочее движение, И показал так ясно, что ни один здравомыслящий человек, революционер, уже ни за что не захочет пойти по нему. Вы говорите: «Ленин создал и большевиков с меньшевиками». Нет! Ленин создал только большевиков! А меньшевиков создала либеральная буржуазия, и вы играете ей на руку.

Я такой же социал-демократ, как и вы, — глухо сказал Буткин, складывая руки на груди, — и надо еще разобраться, доказать, кто из нас прав.

Вот я и доказываю это, — засмеялся Лебедев. — Или, может быть, вы теперь станете утверждать, что в революционной борьбе ваши единомышленники хотят опираться в первую очередь на пролетариат, а не на буржуазию? Или вы теперь склонны найти и в крестьянстве союзника пролетариату?

Лебедев, как вы не понимаете, — просительно сказал Буткин, — как вы не понимаете, что крестьянство — темная, дикая сила? Она пригодна, чтобы жечь помещичьи усадьбы, а не управлять государством. Вы берете крестьянство в идеале, таким, каким оно, может быть, станет через сто лет. А мы к революции идем уже сейчас.