Пробирка номер восемь - [29]

Младший брат Володька папу вероломно подвел, да еще как: стал артистом, играл в областном ТЮЗе, родители сначала возмущались, а потом на Вовку плюнули. Что с него возьмешь! Папа говорил о брате уже спокойно: «Урод, из жопы ноги!». Феликс оставался папиной единственной надеждой, продолжателем династии …, второго «урода» папа уже бы не перенес. А Феликс таким «уродом» стал. Ну, не полностью «уродом», но почти … решил стать психиатром. Сначала была полная идиллия, он поступил в Медицинский, посещал кружок хирургии, а когда начал ходить на кафедру психиатрии, просто хотел овладеть техникой гипноза, папа не заволновался, но Феликс увлекся … Как отец орал, как бесился, как мать умоляла Феликса еще раз подумать … Нет, ничего он не стал слушать. Хирургия его вообще не интересовала. Психиатрию Феликс считал наукой элитарной, самые просвещенные, интеллектуальные врачи шли в эту область.

Феликс до сих пор ежился, вспоминая отцовскую бессильную ярость: как он был, оказывается предубежден против психиатрии: все психиатрические диагнозы и классификации — всегда спорные, профессиональные знания зыбки и могут быть по-разному интерпретированы, вся остальная медицина доказательна, а психиатрия — нет, как только клинический опыт может лежать в основе выбора лечения? Каждый случай — загадка, тайна, а на деле просто борьба различных идей и спорных подходов. А главное … главное — ничего, никогда нельзя вылечить! Зачем губить свой талант? Что это за тупость, что за работа! Одно время отец каждый вечер орал примерно одно и то же:

— Мой сын будет шарлатаном! Сам психом станет! Будет людям голову морочить! Какой позор! За каким хреном ты этот гипноз изучал? Колдуном хочешь быть, черной магией заниматься? Как бабка-знахарка? Позор! Один — артист, другой — колдун! Ну, почему?

Феликсу даже было стыдно, он не ожидал, что папа будет говорить такие пошлости о целой области медицины. Но, он говорил.

Их отношения с отцом очень обострились, Феликс стал жить один, так как старики как раз умерли и квартира освободилась. Феликс еще успел недолго пожить с бабушкой после смерти деда. Как раз в это время, он начал изучать экстрасенсорику, анализировать поведение личности в экстремальных состояниях. Была сформирована бригада, которая оказывала экстренную помощь в местах стихийных бедствий и массовых катастроф. Феликс возглавлял эту бригаду и его кандидатская диссертация была на эту тему. Он ее писал по материалам своего участия в ликвидации последствий землетрясения в Армении и Иране, аварии на Чернобыльской АЭС. Папа пришел на защиту, но был довольно в своих похвалах сдержан. И хоть больше не говорил, что психиатрия — не наука, особых комплиментов ему не делал, да Феликс их и не ждал.

А потом работа в институте Судебной психиатрии, и там началось самое в его жизни интересное, то о чем он до сих пор горько сожалел: работа по разработке психологического и визуального портрета и составлению алгоритма действий преступлений, совершенных маньяками, основываясь на характере преступления. Он уже был женат, родились дети, жизнь была так трудна и интенсивна. С каким увлечением Феликс тогда работал над докторской по «маньякам»! Он оставил в московском прошлом более 150 статей, 5 монографий …

Затем эмиграция, тупая работа, выживание, пустота. Разве он не принес жертву своей семье? Принес. А разве они оценили его жертву? Вряд ли. Да, что теперь можно сделать. Как Аня тогда говорила: «мы с тобой свершились профессионально». Это может она свершилась, а он не свершился, он просто уехал и все потерял. Он был психиатр-криминалист, а стал … Феликсу всегда было невыносимо думать о своей должности в Комьюнити Центре, а сейчас в свете перемен с Аней еще невыносимее, хотя связи тут вроде никакой не было. Просто состояние подавленности у него усугублялось, и поделать с этим он ничего не мог. Непонятно, кстати, почему: ведь с Аней было все нормально. В своем настоящем Феликс не находил ничего привлекательного. Да, с детьми было все хорошо и он этому радовался, но… он-то сам? О нем кто-нибудь думал? И вообще кто в его семье по-настоящему понимал, какая у него была работа, что он потерял в эмиграции? Феликс сомневался, что они понимали.

Не все тогда на работе было радужно, отнюдь не все. Он помнил, что в конце 70-ых ребята из их бывшей компании, от которой они с Аней практически отошли, смотрели на него косо. Тут все было понятно, а как же! Институт Сербского в глазах диссиденствующей молодежи был оплотом карательной психиатрии. Прекрасно он знал об этой стороне деятельности Института, как было не знать! Чем тут было крыть? Феликс помнил, как к ним направили Виктора Никепелова со знаменитым диагнозом «вялотекущей шизофрении», диагноз был поставлен во Владимире. Он обследовался у них и признал психически здоровым. Феликс сам приложил руку к отмене диагноза «вялотекущей», хотя понимал конечно, что … они, врачи, были несвободны в своих суждениях. А кто был тогда свободен? Легко теперь говорить! Экспертизы курировались специальным отделом КГБ. Но он мог бы привести цифру: только 1–2% от общего количества лиц, направленных на судебно-психиатрическую экспертизу к ним в Институт проходили по политических статьям. А остальные были преступники … Такую цифру никто знать не хотел! С их точки зрения вся психиатрия была карательная. Плевали они, что не вся.