Пробелы в уголовном праве: понятие, причины, способы преодоления - [103]

.

2. Частичная декриминализация может быть достигнута путем повышения объема (размера) ущерба от совершения соответствующего запрещенного деяния. В качестве подобного примера можно привести изменение содержания понятия «крупный размер» применительно к составам преступлений, предусматривающим ответственность за незаконный оборот наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов (ст.ст. 228, 228.1 и 229 УК)[598].

3. Декриминализация связана не только с изменениями в Особенной части уголовного закона. Как своеобразную разновидность декриминализации можно рассматривать дополнение УК новыми видами обстоятельств, исключающими преступность деяния. Имеющийся, по нашему мнению, пробел в уголовном праве, связанный с отсутствием в УК такого обстоятельства, исключающего преступность деяния, как согласие потерпевшего, должен быть устранен (в одном из вариантов проекта УК содержалось положение о согласии потерпевшего).

А.В. Наумов, детально исследовавший проблему декриминализации, рассматривает в качестве одного из ее способов новое толкование сохраняющей силу уголовно-правовой нормы, сужающее объем запрещаемого этой нормой поведения[599].

Эта точка зрения представляется нам далеко не бесспорной. Думается, что толкование, каким бы оно ни было (ограничительным или распространительным) не может изменить содержание нормы. В данном случае речь идет о другом: переоценке со временем правоприменителем содержания некоторых оценочных понятий (таких, например, как порнография, законодательное определение которой отсутствует). Распространение же порнографии по-прежнему рассматривается как преступление.

Следующей разновидностью правотворчества, устраняющего пробел, является конкретизация признаков состава преступлений. Она имеет место в случаях, связанных с наличием именно той разновидности пробела, которая обозначена нами как неконкретизированность уголовного закона.

Надо сказать, что сама конкретизация в отечественной юридической науке понимается неоднозначно. Одни исследователи рассматривают конкретизацию как применение нормы права к фактам реальной действительности (квалификация, реализация судебного усмотрения)[600]; другие — как нормотворческое развитие закона[601]; третьи — как уточнение закона, которое может иметь либо правоприменительную, либо интерпретационную, либо правотворческую природу[602]. При этом отдельные авторы усматривают нормотворческие элементы в интерпретационной конкретизации[603], другие же, напротив, полагают, что интерпретационная конкретизация не связана с созданием новых норм и заключается в формулировании более конкретных правил, раскрывающих содержание нормы права[604].

Нормотворчество при конкретизации также трактуется по-разному и бывает весьма расплывчатым: появление правила, которого ранее в законе не было[605], расширение содержания (появление новых признаков) и сужение объема нормы (круга подпадающих под него случаев)[606], формулирование положения, которое не вытекает из закона[607], и т.п. Не признающие нормотворческую природу конкретизации авторы указывают, что такие правила носят вторичный характер и вырабатываются на основе толкования существующих норм[608], либо регулируют отдельные особенности общественных отношений, тогда как нормы права регулируют род и вид общественных отношений[609], либо вырабатываются в правоприменительной практике в порядке толкования (а не правотворчества) и воплощаются в правоприменительных актах[610].

Анализ указанных и других точек зрения по рассматриваемому вопросу не позволяет обнаружить в них ни единых критериев, ни методологии разграничения толкования и нормотворчества. Отсюда и такой разброс мнений в оценке конкретизации: одни и те же положения рассматриваются то как новые нормы права, то как интерпретационные правила, лишь раскрывающие смысл закона. Отчасти это можно объяснить тем, что многие годы в российской (советской) доктрине уголовного права, вслед за общей теорией права, термин «разъяснение» традиционно был «привязан» к теме «Толкование уголовного закона», но не к теме «Законодательная техника». При этом большинство ученых-криминалистов никогда ни ранее, не сейчас не заостряли внимание на двух взаимосвязанных вопросах: 1) можно ли считать аутентическое толкование актом правотворчества?; 2) может ли оно содержаться в самом тексте уголовного закона? Иногда лишь отмечалось, что «аутентическое толкование закона — это толкование закона тем же законодательным органом, который его утвердил (оно является, таким образом, изданием нового закона)»[611].

Т.В. Кленова придерживается по этому вопросу двойственной позиции, согласно которой дефиниции следует рассматривать как правовые предписания или аутентическое толкование, в зависимости от Того, относятся ли они к Общей части УК, или к Особенной[612].

Мы солидарны с А.В. Мадьяровой, указывающей, что «выбор одного из нескольких соответствующих закону вариантов понимания (уточнения, развития) нормы всегда является не толкованием, а созданием новой нормы права»[613]. Такие конкретизирующие разъяснения следует рассматривать именно как нормативные предписания-дефиниции.