Про того, кого не заменить - [14]

— А Перепёлкина ревела из-за двойки, — сказал Нырненко в заключение.

— Она плакала, — сказал Пчелинцев.

— Поняла, как получать двойки. Думала — легко! Пусть теперь подразнится двоечниками. Сама — двоечница!

— Она плакала, — опять сказал Пчелинцев. — И стала какая-то непонятная. Я её за косу подёргал, а она даже не обернулась.

— Здо́рово переживала! — подтвердил Нырненко. — У меня тетрадку просила. Никогда раньше мою тетрадку не просила. А у меня правильней, чем у неё. У меня — тройка!

Эта двойка очень повлияла на отличницу Перепёлкину. В следующий раз, когда зашёл разговор о ней, Нырненко и Пчелинцев объявили, что она стала лучше. Теперь она разговаривает во время уроков, и ей делают замечания. А зато они перестали рисовать у неё на спине, потому что Перепёлкина им почти как друг. Они теперь всё время марками меняются. Но Татьяна Николаевна сердится и говорит: «Перепёлкина, где твоё хорошее влияние?»

Хорошее влияние Перепёлкиной

Однажды Нырненко показал мне дневник. Раньше никогда не показывал. Но сегодня сам показал, причём смотреть разрешил только из его рук. Он загородил локтем всю страницу, сжал пальцами все остальные листы и оставил крохотную щёлочку между пальцами.

— Глядите! Пятёрка! — сказал он торжественно.

В дневнике стояла пятёрка по рисованию.

— А всё из-за Перепёлкиной, — сказал Нырненко и протянул рисунок. — Мы рисовали осень, — начал объяснять он. — Татьяна Николаевна сказала рисовать деревья. Нарисовал деревья, и сразу стало скучно, потому что деревья жёлтые и листья падают. И я нарисовал Перепёлкину. Она ходит по лесу и листья собирает. Перепёлкина — в красном платье. Татьяна Николаевна сказала: «Молодец, очень оживил картину красным пятном!» — и поставила пятёрку. А это совсем не пятно, а Перепёлкина. Видите?

Я смотрела на рисунок, на осенний лес, где гуляла девочка Перепёлкина в красном платье. Откровенно говоря, очень трудно разглядеть в красном пятне девочку. Но я вспомнила сказку «Маленький принц». Взрослые никак не могли увидеть слона, которого проглотил удав, и называли этот рисунок — шляпой. И я разглядела Перепёлкину.

Пчелинцев на этот раз всё время молчал. Он недавно сорвал себе голос. Зато у него тоже появилась пятёрка. По пению. Он не захотел отстать от друга и на пении всё время приставал к учительнице — чтобы спросила. Весь урок он пел. И за труды получил пятёрку. А голос — что! Вернётся. С Нырненко они пока объясняются знаками. И в классе сразу стало тише. Татьяна Николаевна называет это хорошим влиянием Перепёлкиной.

Вот тебе и сборщик!

У Нырненко был враг — будильник. Будильник поднимал его с кровати, заставлял одеваться, есть, бежать в школу, делать уроки, ложиться спать. Ложиться спать было самое трудное — ещё хуже, чем вставать.

На большом кольце будильника нарисован циферблат — двенадцать цифр и шестьдесят маленьких точек. Нырненко даже вспотел, пока убедился, что их ровно шестьдесят: то у него пятнадцать получалось, то семьдесят.

У будильника есть имя. На нём написано «Слава». У этого «Славы» одиннадцать камней. Так написано на циферблате. Нырненко сразу понял, что камни запрятаны внутри, и ещё больше удивился: как в таком маленьком будильнике помещаются камни?

… Нырненко снял с задней стенки будильника все ушки, которые служат для завода и перевода стрелок, — это он умел делать и раньше — и открыл крышку. Внутри он увидел настоящее царство колёсиков. Все они были с зубчиками, вертелись и двигались, как будто живые. «Кто же их крутит?» — подумал Нырненко.

Надо было разобраться. Но дальше ничего не разбиралось. Пришлось обратиться за помощью к ореховым щипцам, а потом Нырненко полез в отцовский ящик, где хранились инструменты: отвёртки, кусачки, плоскогубцы…

Камней в будильнике никаких не оказалось. Были всё те же самые колёсики, одни только колёсики и вдобавок — пружина. Нырненко очень испугался, когда эта пружина вдруг зашипела, выскочила и укусила его за палец. Палец порезался. Нырненко что есть силы принялся запихивать колёсики обратно, но колёсики не запихивались. Пружина тоже упрямилась.

А вдруг будильник не починится?.. Нырненко стало страшно. Как же мама и папа завтра проснутся, чтобы идти на работу?! Им опаздывать на работу нельзя! За это ругают. Значит, маму сфотографируют как опоздавшую? Она опять будет весь день плакать.

Нырненко и сам заревел. Потом он подумал: «Может, отца подождать? Отец починит!» Но как только он представил, что скажет отец, когда увидит ящик со своими инструментами… Нет уж! Отца он дожидаться не будет!

Торопливо собрал Нырненко в мешок для обуви всё, что раньше называлось будильником «Славой», и потащился с мешком ко мне.

Я — соучастница преступления?!

— Что случилось? На тебе лица нет!

— Погиб!

— Кто?

— И я, и будильник!

Нырненко протянул мне мешок. Я тогда ещё не знала, что там будильник. Порылась и нашла.

— Что делать? — заплакал Нырненко.

У него был несчастный вид. Наверное, такой же, как у Перепёлкиной, когда она двойку получила. Мне стало жалко Нырненко… Как ему помочь?

Когда на меня сваливается ответственность, я многое могу. Помню, в школе в пятом классе меня записали на районные соревнования по конькам. Наш учитель физкультуры, наверное, меня с кем-то спутал, потому что сказал мне перед выходом на лёд: «Плохо пробежишь — всю школу подведёшь. Тысячу человек!» А я на коньках два раза в жизни стояла. Как только я себе представила, что подведу тысячу человек, такую скорость развила, что всех обогнала и финишировала, хоть и на животе, да первая. Потом на меня ходили смотреть: как это у меня так получилось?!