Про тайгу и про охоту. Воспоминания, рекомендации, извлечения - [40]
– А ну-ка, парни, скорее поверх трубы снег укладывайте! – крикнул Юра, и мальчишки притащили в ведре мокрого снега и завалили им трубу от бочки до самого конца.
Вот и получился у нас аппарат для сухой перегонки древесины. Не прошло и четверти часа, как бочка накалилась, из трубы закурился легкий ароматный дымок, закапала и потекла тонкой струйкой смоляная вода-конденсат, а за ней и настоящая смола. Теперь оставалось только подкладывать в костёр дрова, добавлять снег вместо растаявшего да замазывать трещины в подсыхающей глине.
Через некоторое время подул ветерок и костёр загудел. Процесс пошёл настолько активно, что из трубы валил смоляной дым, не успевая конденсироваться. Пришлось немного раскидать костёр, потому что продукт буквально вылетал на ветер.
Не помню, сколько ушло у нас времени, чтобы перегнать одну закладку смолья. Кажется, около двух часов. Выгнали мы тогда смолы два казана, чего нам обоим хватило с лихвой, да ещё и осталось. Лодки мы высмолили на славу, и до начала ледохода они успели просохнуть.
Да, кстати! Уголь, остающийся после перегонки, твёрд и звонок. Для приготовления шашлыков лучше не придумаешь.
Верхом по горам
Дело происходило в Алтайском заповеднике, где я тогда работал начальником Чулышманского отдела. Спуск к кордону Чодро был длинным и крутым. Февральское солнце растопило сверху снег, к ночи он замёрз, и серпантин конной тропы обледенел. Солнце уже село, а нам с Чалкой, моим верным конём, оставалось ещё километра полтора спуска да два по долине до дома. Чалого я вёл в поводу, потому что в седле, конечно же, не усидел бы, да и мой конь уже устал после дневного перехода по почти неторенной зимней горной тропе.
Оступаясь, оскальзываясь и порой падая, мы крутили по извивам тропы, а она всё не кончалась. Иногда мы вместе с конём скользили мимо неё по склону, а когда останавливались, я оказывался у Чалого между ног. Повод не давал мне укатиться дальше, а Чалый, вздыхая и пуская на меня пену с удил, терпеливо ждал, когда я подтянусь на поводе и выползу на тропу. Арчимаки, перемётные сумы, постоянно съезжали ему почти на шею, но конь мой терпел.
В долину мы спустились, когда уже совсем стемнело. Мы были совершенно мокрые и от сырого снега снаружи, и от пота – изнутри. Поправив арчимаки и подтянув подпруги, я навалился руками и головой на седло, чтобы хоть немного отдохнуть. Сил не было совершенно. Ноги дрожали и подкашивались. И вдруг я почувствовал, как Чалка дёргает меня зубами за рукав куртки, словно старается сказать: «Давай, хозяин, держись! Давай вперёд! До дома-то – всего ничего!».
Я забрался в седло. Чалый быстро запереступал по ровной дороге, и минут через двадцать мы были дома.
Начав работать начальником Чулышманского отдела Алтайского заповедника, я впервые в жизни сел в седло и не вылезал из него почти год. По горным верховым, а часто и по звериным тропам, по бурным чулышманским перекатам и струящимся осыпям-курумам с катящимися камнями, болотистой высокогорной тайгой между пихт, елей и кедров, по-над полукилометровыми обрывами, во все времена года, шагом, рысью и галопом я проехал на своём верном Чалом около двух тысяч километров, как недавно подсчитал.
Мне очень повезло с конём. Дело в том, что для верховой езды по горам подходит далеко не всякий. Кстати, алтайцы никогда не говорят «лошадь» – только «конь». Помимо того, что он должен быть выносливым и неприхотливым, он «не имеет права» пугаться и шарахаться. Конь должен быть послушным, легко идти на зов и давать седлать себя без проблем. Однако, самое главное, на мой взгляд, езда на нём должна быть неутомительна, особенно для начинающего. Когда я первый раз взобрался в седло и конь (не Чалка!) пошёл рысью, мне стало ясно, что долго я такой езды не выдержу. Ход у того коня был настолько тряским, что на каждом шагу мои лёгкие и сердце словно отрывались от тех мест, к которым прикреплены, и проваливались в живот! Однако других коней не было, и я терпел эту муку два дня. На третий меня пересадили на Чалого, и тогда я понял, что такое настоящая езда. Этот удивительный аллюр, когда ты сидишь на коне, словно в мягком кресле, называют пе́реступью. Много лет спустя я нашёл описание такого аллюра в «Записках охотника Восточной Сибири» А. А. Черкасова в главе «Промышлёный конь».
Мой Чалка словно семенил, но не мелкими, а обычными и даже крупными шагами. Происходило это настолько быстро, что тело моё не успевало подняться над седлом. «Седалище» совершенно не отрывалось от него. Потом мне приходилось ездить на настоящем иноходце. Разница, конечно, есть. Иноходец идёт гораздо быстрее коня не только с обычной рысью, но и с переступью и обгоняет его, если даже тот переходит на галоп. Шаг иноходца становится только шире и чаще, но практически он никогда не сбивается на скачки́.
Всадник поэтому всегда в одном положении. Ему не надо вставать на стременах, когда конь переходит на рысь или на галоп. Правда, алтайские кони обладают ещё одним аллюром (вероятно, не только алтайские), который в шутку там называют «трухнёй». Это нечто среднее между обычным шагом и рысью – рысца. Однако усидеть на таком коне может только настоящий алтаец, да и то в седле кустарной алтайской работы.
Чешский врач, четыре года проработавший в провинциях Республики Заир, увлекательно рассказывает о конголезском народе, борющемся за независимость, о его быте, заботах и радостях.
Путевые очерки журналиста-международника рассказывают о сложных социально-экономических проблемах становления и развития независимых государств Тропической Африки. Опираясь на живой, конкретный материал, почерпнутый непосредственно в африканских странах, автор показывает роль и значение традиционного и современного в развитии африканского общества, в преодолении отсталости и утверждении прогрессивных тенденций общественной жизни. Книга иллюстрирована.
Автор прожил два года в Эфиопии. Ему по характеру работы пришлось совершать частые поездки по различным районам этой страны. Он сообщает читателю то, что видел своими глазами. А видел он много: столицу и деревни, истоки Голубого Нила и степи Эфиопского нагорья, морские ворота страны — Эритрею и древний город Гондар. Книга содержит интересный материал о жизни народа и сложных проблемах сегодняшней Эфиопии. [Адаптировано для AlReader].
В. Н. Наседкин в 1907 году бежал из сибирской ссылки, к которой был приговорен царским судом за участие в революционном движении, и эмигрировал в Японию. Так начались пятнадцатилетние скитания молодого харьковчанина через моря и океаны, в странах четырех континентов — Азии, Австралии, Южной Америки и Европы, по дорогам и тропам которых он прошел тысячи километров. Правдиво, с подкупающей искренностью, автор рассказывает о нужде и бездомном существовании, гнавших его с места на место в поисках работы. В этой книге читатель познакомится с воспоминаниями В. Н. Наседкина о природе посещенных им стран, особенностях труда и быта разных народов, о простых людях, тепло относившихся к обездоленному русскому человеку, о пережитых им многочисленных приключениях.
В книге советского журналиста АПН в увлекательной форме рассказывается об истории, этнографии, природе, экономике, политике сегодняшней Республики Мали, ставшей независимым государством в 1960 г., в год Африки. Автор с большой симпатией пишет о своих малийских коллегах-журналистах, ученых, о встречах с представителями различных этнических групп в отдаленных уголках страны, их быте и обычаях. В работе освещаются важные события и наметившиеся тенденции в жизни современной Мали.
Книга представляет собой свод основных материалов по археологии Месопотамии начиная с древнейших времен и до VI в. до н. э. В ней кратко рассказывается о результатах археологических исследований, ведущихся на территории Ирака и Сирии на протяжении более 100 лет. В работе освещаются проблемы градостроительства. архитектуры, искусства, вооружения, утвари народов, населявших в древности междуречье Тигра и Евфрата.