Про Кешу, рядового Князя - [5]

Из глубины наспех сколоченного и так же спешно заброшенного сарая выходит рабочий. Вроде, тот самый крепыш-коротыш. Кеша сразу узнал в нем Михиного собутыльника. Увидев хриплого, рабочий делает короткий знак рукой: можно, мол. Через минуту Кешин самосвал подъезжает задним ходом к сараю, и эти двое начинают торопливо швырять в кузов мешки с цементом.

— Ты, тюня! — тяжело дыша, хрипит Миха. — Чо трясешься, давай вкалывай!

Кеша суетливо хватает тяжелый мешок, неуклюже тащит его к машине, роняет, снова хватается за округлые углы.

— Работай, мальчик, работай, — подает голос коротышка, швыряя в кузов очередной мешок. — Работа, она это… хе-хе… облагораживает фраеров.

— Не трепись, мелкий, — бросает ему Миха. — Застукают, тогда вволю потреплешься — там последнее слово дают.

Невозможный человек этот Миха — всех давит своим непререкаемым авторитетом. Ужасный тип!

Через полчаса все дела были обделаны, и вот машина проказливо мчится по дороге. Мешков в кузове уже нет. Цемент пойдет теперь на строительство не очистных сооружений, а дачи какого-то куркуля. Но Кеше на это наплевать. Рядом с ним на сиденье — Миха и коротыш, он же «мелкий». И лицо-то у него тоже мелкое, словно недорисованное. Такое и с пятого раза не запомнишь.

— Наложил, поди, сосунок? — посмеивается Миха и сует в карман Кешиной куртки несколько пятирублевых бумажек. — Твои хрусты. На выпивон и закусон… Ничо, привыкнешь. Человек — это такая скотина, что ко всему может привыкнуть.

— Не привыкну, мне уже повестка пришла, — хмуро отвечает Кеша.

— Чего?! — испуганно поворачивается к нему хриплый.

— Ка-какая повестка, мальчик? — хлопает глазами «мелкий».

— В армию. На медкомиссию, а потом забреют. Последнюю неделю работаю.

— Фу ты, фраер! — нервно хихикает коротыш. — Зачем же ты загадками выражаешься?

— Эт ты зря — в армию, — успокоенно хрипит Миха. — Ну ничего, мы с тобой завтра…

— В гробу я видал это дело, понятно? — прерывает его Кеша. — Первый и последний раз!

— Чего-о?! — снова тянет Миха. — Да ты у меня во где! — Он сует под нос Кеше согнутый в крючок палец. — Вас, дураков, так и учат. Потрепыхайся теперь у меня, шкура!

— Миха, Миха, не груби мальчику, — вступается коротыш. — Страх у него пройдет, деньги тоже кончатся, еще нужны будут. Подрастающему поколению много хрустов надо.

— Пижон! — не унимается Миха. — И чо мне всегда охота по такой роже бить?

— Я сказал — все! На меня не рассчитывай. Забирай свои хрусты! — Кеша выбрасывает из кармана пятерки. На него нападает отчаянная смелость, и он готов на все.

— Останови машину — в рожу дам! — не на шутку вскипает Миха.

— Не остановлю!

— Останови, говорю! Я тебе еще один фонарь сделаю!

— Бей сейчас! — истерически взвизгивает Кеша, и машина начинает так безбожно вилять, что встречный грузовик испуганно юркает в кусты на обочине. Мелкий хватается за поручень.

— Миха, Миха! — побледнев, говорит он. — Извини за критику, но ты хреновый воспитатель. Это же молодежь, к ней подход нужен, это, как его… хе-хе… наставничество.

— Я ему щас наставлю! — расходился хриплый. — Я ему пику наставлю! Пижон!

— Ну хватит, Миха, хватит, успокой свою очень нервную систему… Фраерок, подбрось-ка нас до столовки, пошамать пора. У рабочего класса обеденный перерыв начинается.

В шумной и не очень опрятной рабочей столовой, когда коротыш украдкой сковыривает железку со второй бутылки, Кеша начинает извиняться перед Михой за свою непростительную горячность и уверять, что ничуть не струсил, когда воровали цемент.

— Не воровали, дура! Брали! — поправляет Миха. — Лишнее брали, понял? Мешки два месяца провалялись в этом сарае и никто о них не вспомнил. Значит, лишние.

— Мальчик, я же сказал тебе: с бесхозяйством боремся. Уловил глубокий смысл?

Кеша, разумеется, уловил. Не лишние он бы ни за что не согласился воровать… пардон, брать. За это будьте спокойны. И вообще на Кешу, если к нему подойти без кулаков и прочих ножей, можно положиться в любом деле. До тюряги у него, конечно, не доходило, но жизнь он знает, не то что некоторые хорошисты.

— Молодец, сосунок! — гогочет Миха, кромсая ложкой котлету. — А то распустил нюни, как последняя лагерная параша.

— Ну вот, Миха, видал? Что я говорил? — вопрошает «мелкий», разливая под столом, как он выразился, «по семь булек». — Мальчику требовалось тактическое внимание и человеческое расположение. Молодой человек — это еще далеко не параша. Ты зубы уже съел, а не понимаешь…

— Чего?! Кто зубы съел? — набычивается Миха. — Щас я тебе, мелкий, дам в рожу, дак ты точно их съешь!

— Миха, да ты чего? — удивляется коротыш. — Это ж я просто красочно выразился, образованно.

— Образованный нашелся. Образовали его на лесоповалах…

Нет, невыносимый он тип, этот Миха. Бульдозер, а не человек.

Через четверть часа, мелко икнув, Кеша заявляет, что ему пора ехать на работу. Миха, у которого почему-то ни в одном глазу, прыскает со смеху:

— Куда ты, дура? Тебе ж бай-бай надо!

— Ты, Миха, дуб, еш-клешь! — нападает на Кешу пьяная отвага. — Меня на стройке женщина ждет, понял?

— Га-га-га… понял! Чеши, сосунок! И это… — перестает веселиться Миха, — чтоб языком не трепал. А то видишь эту кувалду? — И подносит к Кешиномой физиономии ядреный крутой кулак.