Про Кешу, рядового Князя - [27]

— Завтра этот служивый человек будет белить все пять камер, — говорит он подошедшему Трапезникову.

— Товарищ сержант, да какой же я князь? — спохватывается Кеша. — Всю жизнь крестьянином был, хлебушек сеял.

— Князь, князь — не видно, что ли. Ишь, вывеска какая благородная!

— Это нечестно! Я комбату пожалуюсь!

— Трапезников, как думаешь, князь это или не князь? — спрашивает сержант ефрейтора, не обращая внимания на Кешины вопли.

— Э… пожалуй. Я нахожу его даже герцогом.

Проклятый интеллигент! Юмор у него прорезался!

— Парни, кончайте балдеть, мне в роту нужно.

— Балдеет балда вроде тебя, — строго говорит сержант. — Трапезников, проводи этого принца в третью камеру.

Судьба все же большая злодейка. Никогда не знаешь, какой крендель она вывернет через минуту. Кеша упирается для порядка — неприлично вот так сразу покоряться судьбе. Но тут подходит второй выводной, и Князя уводят под белы руки. Ну, не совсем так, однако красиво.

— Эй, маркиз! — кричит вдогонку начальник караула. — Чем быстрее побелишь, тем скорее отпущу!

Впрочем, Кеша мог бы поблагодарить судьбу за то, что она послала ему для побелки всего пять камер, каждая из которых размером с прихожую. Могла бы послать и Петропавловскую крепость…

25.

Казарма автороты кажется Кеше такой родной, а курилка такой уютной, какой не казалась даже отчая квартира в Вычедоле. Когда Князь переступает порог, на нем останавливаются взоры парней, выстроившихся в две шеренги. Перед строем стоят ротный и лейтенант Савельев. Шеренги начинают колыхаться и шуршать, как сухой камыш под ветром. В шепотке и смешках уже нет той недоброжелательности, от которой Кеша так страдал три дня назад.

— Товарищ капитан, разрешите стать в строй!

— Становитесь, Киселев. Все в порядке?

— Так точно! Отдохнул, нервишки поправил.

— А камеры хорошо побелили?

— Старался, товарищ капитан.

— Рассказывали, как вы завоевывали популярность автороте.

Если ротный хмурится, то это плохой признак.

— Итак, — продолжает капитан какой-то инструктаж, — задача ясна. Повторяю: занять позицию быстрее противника — это еще полдела. Нужно удержать рубежи, сохранить личный состав.

Ничего не понятно. Какой противник, что занимать? Неужели война началась, пока Кеша прохлаждался на «губе»?

— Киселев, вам потом объяснят, — бросает ротный, заметив Кешино недоумение. — Запомните: борьба допускается, но рукоприкладство категорически запрещаю. Вот мы и посмотрим, кто чего стоит. — Максимов смотрит на часы и заканчивает: — Выступать ровно в пятнадцать часов по моему сигналу. А пока отдыхайте.

— Разойдись! — командует Савельев.

— Слушай, Калинкин, что за война? — не терпится Князю.

— Не мог ты еще часок на губе посидеть? — говорит тот. — Из-за тебя последними прибежим.

— Куда прибежим? Расскажи толком!

— Парни, есть предложение! — кричит Чуйков. — Князю надо пятки скипидаром смазать.

Предложение встречается одобрительным гулом.

— Вы можете объяснить, что тут затевается?

Выручает Шевцов:

— В общем так. Два взвода бегут разными дорогами, но в один пункт — в Березовские леса. Там, где сходятся дороги, стоит флажок…

— Опять бежать, еш-клешь! Подохнуть можно.

— Не хнычь!.. Если мы первыми добежим, в чем я теперь здорово сомневаюсь, то ребята из второго взвода будут нас осаждать. А нам из засады легче их выловить по одиночке.

— Пионерская игра, — хмыкает Кеша.

— Посмотрим, какой ты пионер.

— А назад-то хоть шагом пойдем?

— Бегом, Князь, только бегом! — вставляет Калинкин. — Пока тебя не было, шаг мы вообще отменили.

— Не пугай парня, шагом пойдем, — успокаивает Шевцов. — Но учти, что при нас будет полная боевая выкладка. И знаешь, Кеша, — совсем по-приятельски говорит сержант, — попробуй выложиться хоть раз.

Ротный, видать, терпеть не может, когда вверенное ему подразделение начинает жить спокойно. Вот игру с «языками» выдумал. Кто будет отвечать, если кто-то из второго взвода ему, Кеше, нечаянно свернет шею?..

— Рота, скатки катать! — объявляет дневальный.

До сих пор Кеша считал, что скатки делают из солдатских одеял. Оказывается, из шинелей. Это надо ж ухитриться так ровно скатать! Интересно, куда рукава девают? Не отстегивают же их, как хлястик.

Из каптерки — своего личного кабинета — выходит папа Тур.

— Дети, ну-ка расстилайте на полу шинели. Будем учиться.

Учить — его страсть. Почему он не пошел в учителя?

— Киселев, давайте-ка свою шинель. Смотрите сюда, дети. Сначала отстегнуть хлястик с одной стороны…

— Потом рукава, — подсказывает Кеша.

— Киселев, будете встревать, отстегну язык… Рукава уложить вот так. Катать с воротника. Теперь ровненько завернуть полы…

Тур ловко закатывает шинель, а Кеша стоит рядом и довольно улыбается. Не мог бы папа Тур еще и постель ему заправлять?

— Киселев, смотрите внимательно. Туже, дети, туже надо! Уголки больше заворачивайте. Скатка, она что мать родная, на все случаи жизни.

Тур — папа, скатка — мама. Кеша — послушный сын. Чем не семейка?

— Закатали? А концы — ремешком. Туже, туже, вот так.

Чудный хомут. Кешина шея сама в него просится.

Старшина неожиданно встряхивает Кешину скатку, и она снова превращается в шинель.

— Товарищ старшина!..

— Самому учиться надо, самому. Начинайте, а я посмотрю, как вы усвоили.