Про Кешу, рядового Князя - [17]

Перед марш-броском Калинкин непрозрачно выразился в том смысле, что если бы не некоторые из дворянского сословия, то он был бы спокоен: повторного забега не будет. А Князь с уверенностью бывалого марафонца отбрил его: пусть-де всякие там Ягодкины волнуются за себя. А сам подумал: есть же счастливый народ, который перед марш-броском попадает в санчасть с гриппом, переломом рук, ног и даже позвоночника. Он же, который на гражданке не выпускал из рук носового платка, сейчас здоров до неприличия. Секрет, видимо, в том, что по уставу солдату болеть не полагается. А устав всемогущ!..

Уже на пятнадцатой минуте Кеше становится невмоготу. Кажется, он вот-вот ухнет на дорогу, подняв пыль, и пролежит на ней без движения до самого отбоя. Сержант то и дело оборачивается на Князя. Не вытерпев, замедляет бег, чтобы поравняться с ним. Сержанту тоже несладко в противогазе — на шее вздулись толстенные вены. Он машет Кеше: быстрее, дескать, отстал. Кеша делает вид, что хочет догнать колонну, но стоило сержанту уйти вперед, как сворачивает на обочину и снопом валится под куст. Трясущимися руками он стаскивает с головы ненавистный противогаз, обнажая красное, мокрое лицо, ловит ртом воздух, пьет его, как бальзам, глотает двойными порциями. Воздух такой вкусный, что глупо было не замечать этого раньше.

Из противогаза срываются в траву капли горячего пота. Заметив это, Князь с жалостью думает о временах, когда ему некуда было бежать ни утром, ни вечером.

Немного отдышавшись. Кеша вынимает из кармана сигареты и усталым жестом отбрасывает в сторону. Курить он больше не будет. Точка! Кеша не из тех дураков, которые считают, что сигарета — лучшее украшение мужчины. Кто-кто, а он найдет в себе волю покончить с этой заразой, а не то противогаз доканает его.

Натертая пятка — в огне. Князь болезненно морщится, стаскивает сапог. Портянка остается в сапоге. Папа Тур зря демонстрировал ему мастерство мотать портянки — не дошло. Пятка красная, но каким-то чудом мозолью она не обзавелась. Жаль. Значит санчасть по-прежнему будет обходиться без Кеши.

Кеша отставляет сапог в сторону и видит, что там уже стоят два сапога. Но не его. Испуганно вскидывает голову — Шевцов! Подкрался, солдафон!

Сержант только что стащил с головы противогаз и стал похож лицом на сказочного дэва.

— Встать! — командует «дэв».

— Обуюсь и встану, — отвечает Князь, давно не веривший в страшные сказки.

— Курсант Киселев, встать! — грозно командует Шевцов, и Кеша решает, что шутить с дэвом, хоть он и не настоящий, не следует. Он вскакивает, держа в одной руке сапог, в другой — портянку.

— Ты… — Шевцову не хватает подходящих к этому случаю слов. — Ты понимаешь, размазня, что взвод из-за тебя второй раз должен бежать? Живо обуться!

— Ну и нечего орать! — огрызается Князь, хоть сам не на шутку напуган.

Он-то понимает, что не обученный педагогическим приемам взвод может сделать с ним не совсем то, что допускается уставом. Конечно, сам сержант достаточно вышколен, чтобы не сделать Кеше больно, но кто поручится за необразованный взвод?

— Это же подло! — кипятится сержант. — Ты хоть понимаешь?

— Ну и нечего меня тыкать! — совсем не кстати становится в позу Князь. — Ты что, устава не знаешь?

Вот сейчас Шевцов взбешен по-настоящему. Готов зарычать или, на худой конец, затопать ногами. Но дисциплина и тут берет верх — Шевцов предпочитает командовать:

— Смирно! Два наряда вне очереди!

— Есть два наряда вне очереди, — вяло отвечает Кеша.

Кеша может гордиться: до него никто не получал наряды вне очереди вот так — стоя в одном сапоге и с портянкой в руках.

— Живо обуться!

Обуваясь, Кеша все же позволяет себе бормотать под нос:

— Развелось начальства. Плюнь — в начальника попадешь.

— Давай, пошевеливайся!

— Сказал бы сразу, что зуб на меня имеешь.

— Прекратить пререкания! Слушать тебя тошно!

— А ты меня не тычь! — снова хватается за свои права Кеша.

— Тьфу на тебя! Да если хочешь знать, у меня язык не поворачивается «вы» тебе говорить. Пошли!

Шевцов замечает в траве пачку сигарет, поддевает ее сапогом. Покосившись на Кешу, презрительно хмыкает: такие гаврики не бросают. Вернее, бросают сотни раз.

15.

«Карантин» нынче щеголяет в парадных мундирах. Собственно, это уже не «карантин». Кончился курс молодого бойца, и Кеша искренне верит, что с ним кончится и беготня. Теперь все будет по-иному: обслуживание истребителей, масса свободного времени и прочие солдатские удовольствия. Они теперь не курсанты, а сплошь рядовые. Кто-то из них первым станет сержантом? Уж не Кеша ли?

Перед строем стоит торжественный Максимов, рядом — Шевцов и другие командиры взводов. Они сегодня уйдут в свои роты, поскольку «карантин» прекращает свое существование — до следующего года.

— Сегодня вы присягнули верно служить нашей Родине! — едва ли не левитановским голосом произносит капитан. — Поздравляю вас от имени командования батальона!

— Служим Советскому Союзу!

— Я верю, что каждый из вас станет за время службы закаленным, грамотным воином, отличником боевой и политической подготовки. Это ваш долг, ваша святая обязанность!

Кеша ловит на себе мимолетный взгляд ротного. Обычный взгляд, ничего особенного. Но Кеше кажется, что ротный думает: тебя, мол, опальный Князь, это особенно касается, заруби на носу.