Призыву по возрасту не подлежит - [48]

Всей палатой обряжали Димку, а когда Маша вошла и разогнала народ по местам, перед нею предстал незнакомый морячок в новеньком, хоть малость великоватом бушлате, очень молоденький и розовощекий.

— Здрасте! — растерянно и счастливо пролепетал «морячок» и улыбнулся застенчивой Димкиной улыбкой.

— Ой, мамочки! — присела на табуретку и всплеснула руками Маша. — Димочка!

А безногий моряк Иванов сидел на своей койке и кричал:

— Вот он какой! Юнга! И бушлатик, и бескозырочка! Иди, сынок! Иди за меня! Родной ты наш!..

— Ну! — поднялся Евдокимов. — На сборы тебе пятнадцать минут! Действуй! Я жду внизу!

Димка обошел раненых своей палаты. Каждый крепко пожал ему руку, а безногий краснофлотец Иванов порылся под подушкой и протянул большие светящиеся наручные часы.

— Носи, юнга! Помни Иванова!

— Спасибо! — от всего сердца сказал Димка и твердым шагом вышел в коридор, где почему-то горько плакала и смотрела жалобно медицинская сестрица Маша.

— Морячок ты наш! — сказала она и, схватив Димку, обцеловала, обмочила его лицо слезами. — Ну иди! И смотри там, слышишь? Смотри! Чтоб я тебя тут больше не видела! Слышишь?! Чтобы не видела!..

Димка махнул ей рукой и вышел во двор. Из окна смотрела на него Вера Федоровна, смотрели «ходячие» из родной палаты. Димка помахал всем и степенно зашагал рядом с лейтенантом Евдокимовым. Ветер шевелил ленточки его бескозырки.

Остановились на краю береговой кручи. Под отвесной стеной обрыва желтел песок, виднелись мосточки, уходящие в воду. Прижавшись к ним бортом, стоял бронекатер. Застыли его орудия, зенитные пулеметы уставились в небо, трепетал флаг. Димка не мог отвести взгляда от судна: низкие обтекаемые надстройки, скошенная назад мачта, плавные обводы бортов. Казалось, что катер сорвется с места и стремительно помчится вперед, рассекая воду.

Лейтенант Евдокимов первым прошел на бронекатер и поднес ладонь к фуражке, отдавая честь флагу. Вахтенный подал команду «смирно» и доложил, что на катере все в порядке.

Димка, ступив на борт, тоже поднял ладонь и коснулся пальцами бескозырки, впервые отдавая честь военно-морскому флагу, как настоящий моряк.

Из рубки вышел розовощекий младший лейтенант, поспешил к командиру корабля. Евдокимов коротко бросил ему:

— Снимаемся, помощник!

Из машинного отделения выглянул Вивтоненко:

— С прибытием! — сказал он и, мигнув, опять скрылся.

Димка вслед за Евдокимовым прошел на мостик. Лейтенант подвел его к молодому здоровяку, чем-то, может усами, напоминавшего старшину Вивтоненко.

— Принимай пополнение, Дымов! Пускай побудет у нас за сигнальщика.

— Есть, товарищ командир! — весело ответил тот, сверкнув озорными серыми глазами.

По палубе забегали краснофлотцы. Они быстро, без суеты выполняли команды. Мерно загудели моторы. Бронекатер ожил, палуба под ногами стала подрагивать. Раздалась новая команда:

— Отдать носовой!

— Отдать кормовой!

Мостки поплыли назад, быстро удаляясь. На высокой круче, что нависла над водой, стояла какая-то женщина: чья-то мама или жена. Димка сорвал бескозырку и замахал ею над головой. Женщина тоже махнула в ответ.

Бронекатер стремительно несся вперед, к Сталинграду.

ЧЕРНОЕ МОРЕ ШУМИТ

Над городком, разбросанным по склонам невысоких гор, стояла ночь, глухая, непроницаемая. Тревожно-настороженная фронтовая ночь. В домах ни огонька, на улицах ни искорки, у входа в бухту не горят буи и створные огни. Вязкую густую тишину нарушают только шаги патруля, рокот прибоя да скрип швартовых у причала.

Димка проверил и приготовил к выходу в море все сигнальное хозяйство. Руки замерзли на холодном ветру. Он сунул их в карманы «канадки» — куртки с капюшоном из водонепроницаемой ткани, подбитой мехом, — подарок лейтенанта Евдокимова.

На посту службы наблюдения и связи замигал чуть видный огонек сигнального фонаря. Сигнальщик с поста вызывал «морской охотник», дежуривший по дивизиону. Ему ответили короткой вспышкой фонаря. С поста начали передавать сводку погоды. Димка тоже стал читать: «Ветер — четыре балла, море — три… облачность…» Про облачность и так все ясно: низкие тучи неслись над морем, никакого просвета. Это хорошо: через час — выход в море. В такую погоду только и подбираться к вражескому берегу.

Туча, подхваченная ветром, проплыла. Прекратился начавшийся было дождь. Но воздух по-прежнему был насыщен влагой. Вдали сверкали молнии. Они напоминали огненные всполохи «катюш», которые били тогда из-за заречных лесов по Сталинграду.

Димка ясно вспомнил первую боевую свою операцию.

…Катер на предельной скорости несся к берегу, а над ним с уханьем летели огненные стрелы «катюш». Евдокимов любил прорываться именно в такие минуты. То задание было у них очень серьезное: уничтожить вражескую кочующую батарею, которая охотилась за нашими судами, доставляющими в Сталинград боеприпасы и продовольствие.

Димка помнит, как несся бронекатер вдоль берега, словно нарочно подставляя себя под выстрелы вражеской батареи. И фашисты не выдержали. Первый снаряд взметнул водяной столб за кормой судна. Катер стал менять курс, упрямо продолжая двигаться вперед. Еще выстрел, еще вспышка на том берегу, в черноте… Артиллеристы на катере засекали вражью батарею, и вдруг — оглушительно грохнуло носовое орудие, потом — кормовое. Один выстрел, другой, третий… Комендоры нащупывали батарею. Кто скорей, у кого крепче нервы, лучше выучка! И вдруг шквальный огонь на поражение! Димка открыл рот, зажал ладонями уши, чтобы не полопались барабанные перепонки. Вцепился в леера: на крутом повороте бронекатер лег на борт. Никогда не думал Димка, что орудия судна могут вести такой ураганный огонь! Несколько минут потребовалось комендорам, чтобы подавить батарею! Это боевое крещение мальчишка запомнил на всю жизнь.