Призыв - [30]

Сью не нравилось думать об этом. Она испытывала дискомфорт, и девушку не покидало ощущение, что она слишком чувствительна. Когда Сью видела в теленовостях, как выходцы из Азии протестуют против показа фильмов про Чарли Чана [7] или мультфильмов, тиражирующих стереотипные представления о людях из восточных стран, Сью всегда чувствовала неловкость: ей хотелось поддержать протестующих, и она знала, что должна быть солидарна с ними, но, с другой стороны, она не могла полностью с ними согласиться. Девушка старалась убедить себя в том, что теперь расовая принадлежность уже не влияет на то, как другие люди воспринимают ее и ее близких или ведут себя по отношению к ним. В конце концов, многие консервативно настроенные белые жители городка восхищались темнокожими звездами спорта, футболистами и баскетболистами. Их дети покупали музыкальные записи темнокожих поп-звезд. Разумно ли ей было считать, что к ее близким относятся по-другому только потому, что они китайцы? Да. Потому что за все эти годы ее семья так и не стала своей, к ним все еще относились как к аутсайдерам, а не как к членам общины. Даже самые приятные клиенты, шутившие и смеявшиеся с ней, дружелюбно и уважительно относившиеся к ее родителям, если встречались с ней и с ее близкими в ресторане, в иное время общались с ними напряженно и холодно. Они могли кивнуть, иногда улыбнуться, в лучшем случае сказать «привет», но непринужденного общения не получалось, если они не были в привычных ролях клиента и официанта. Нельзя сказать, что ее семью избегали или не любили – к ним просто относились по-другому.

И так было потому, что они – китайцы.

Сью никогда не сталкивалась с предвзятым отношением к ней. У нее всегда имелась группа близких друзей, к ней относились справедливо, она не подвергалась дискриминации, ее принимали сверстники и дети, вместе с которыми она росла. Но у ее родителей не было друзей в городке, и они находились в социальной изоляции. Дело было не столько в цвете кожи, раскосых глазах или каких-то других особенностях внешности – от всех остальных их отделял язык. Их акцент и плохой английский подчеркивали, что они из другой страны, из другой культуры, и, когда они говорили по-китайски, это звучало оскорблением для других людей.

Но таков был Обычный Порядок Вещей.

Ночь выдалась теплой, ни ветерка; на темном фоне неба, как маленькие алмазы, сверкали звезды. Сью глядела на небо, пока шла с родителями к дому. Она заметила, что созвездия сместились по сравнению с тем положением, которое занимали, когда она разглядывала небо в прошлый раз; теперь они были ближе к своему зимнему стоянию, и девушка подумала о том, как быстро летит время. Только что закончилось лето, а скоро уже наступит Рождество.

Потом еще одно лето. Потом снова Рождество. Казалось, время движется в два раза быстрее, чем в школьные годы.

Войдя в дом, ее отец разулся и отнес остатки еды из ресторана на кухню. Джон, не разуваясь, сразу пошел в гостиную, включил телевизор и улегся на диван. Мать и бабушка сняли обувь и последовали за отцом в кухню.

Сью постояла немного в дверях, потом сняла свои сандалии, глядя на веер с розовыми цветами, висевший на стене. Девушка не знала, следует ли ей уйти в свою спальню или нужно помочь родителям и бабушке в кухне. Интуиция подсказывала ей, что лучше пойти к себе в комнату.

Что-то сегодня было не так. У Сью весь вечер было странное чувство, будто над ней висит какой-то злой рок; правда, ей было не так страшно, как тогда в школе. Она хотела лечь в кровать и забыть об этом. Это вэй.

Плохо.

Сью слышала, как бабушка тихо говорила с родителями на кухне. Весь вечер старушка была необычно молчалива; она даже не слушала свои любимые аудиозаписи, когда резала овощи на кухне в ресторане. Несколько раз, обернувшись, Сью ловила на себе ее пристальный и странный взгляд; еще она заметила, что бабушка так же странно посматривает и на ее брата. И родители заметили перемену в бабушкином настроении – она догадалась об этом, поскольку они общались друг с другом вежливо, а не препирались по любому поводу, как обычно, но никто из них не сказал о происходящем ни слова, и они продолжали заниматься привычными делами.

Девушка посмотрела на кухню, а потом изменила свое решение: не направилась ни на кухню, ни к себе в спальню, а нашла трусливый выход из ситуации. Она подошла к Джону, растянувшемуся на диване: его голова лежала на одном подлокотнике, а ступни упирались в другой.

– Подвинься. Дай мне сесть.

– Отвали, – ответил он.

– Сам отвали.

– Убирайся. Ты закрываешь мне экран.

– Отлично, тогда… – Она уселась ему на ноги.

– Эй! – закричал юноша, пытаясь выбраться из-под нее. – Перестань!

– И не подумаю.

– Ты слишком толстая. Мне больно!

– Тогда подвинь свои ноги, чтобы я могла сесть.

– Тогда встань, чтобы я мог подвинуться.

Сью встала, и брат, быстро дав ей пинка, скатился с дивана и отскочил в сторону. Оглянулся, проверяя, не собирается ли она ответить ему тем же, а потом лег на полу перед телевизором и сморщил нос.

– Я не могу сидеть рядом с тобой. Ты воняешь.

– Это ты воняешь, – парировала девушка. – Помойся.