Призвание миротворца - [24]

А сейчас отряд сопровождения должен быть небольшим — нельзя допустить, чтобы визит королевы чашники восприняли как демонстрацию силы.

Королева дала знак слуге.

— Позови Филгора, Калигана и Тальгу.

Пелей удивлённо поднял брови.

— Что вы задумали, моя королева?

— Тайный визит в Мглистый город. Но этот визит мы нанесём вежливо.

* * *

Из дворца выехали ещё затемно: хорошо вооружённому отряду нечего бояться рыскающей по ночам нечисти. Да и таковой в Сумеречном городе было гораздо меньше, чем в Тёмном или в Мглистом. Опасаться стоило только спланированных засад. Невзирая на строжайшую секретность визита, королева вполне допускала, что магам Тёмного Круга уже всё известно. Правда, шпионы распустили слух, что владычица выедет из дворца только в полдень, однако если маги готовят новое покушение, то вряд ли попадутся на такую уловку. Вся надежда на мастерство охраны и защиту Всевышнего.

Отряд состоял из десяти человек, не считая следопыта Калигана со своей ученицей, отправившихся час назад проверять безопасность намеченного пути. Трое верных рыцарей-телохранителей во главе с Филгором, прошедших вместе с королевой горнило Амархтонской битвы, два остроглазых стрелка из анфейской Школы мастеров лука, способных интуитивно почувствовать убийцу, целящегося из чердачного окошка, сама королева, старый посол, писарь и Зрящая Тальга. С таким отрядом королева чувствовала себя почти спокойно. Покрытая лёгким нарядным плащом с вуалью на лице, она могла сойти за знатную женщину, возвращающуюся с ночного пира в окружении своей свиты. Правда, такие ранние дамы всегда западают в глаза городским бандитам, но вряд ли у тех хватит смелости напасть на отряд. А если все-таки осмелятся… что ж, тогда им придётся уповать лишь на милосердие Филгора и его бойцов.

Город ещё спал. На улицах было пустынно, лишь в тёмных подворотнях, то тут, то там шмыгали тени. Это могли быть и ночные грабители, и кое-кто из бродячей нечисти, однако опасности они не представляли. Натренированные глаза анфейских лучников даже в непроглядной тьме заметят опасного врага. А приближение любой магической угрозы почувствует Зрящая Тальга.

Сильвира знала, что сейчас за успех её визита молятся другие Зрящие. Всего их в королевской свите было семь — семь храмовых служительниц, главной обязанностью которых была забота о духовном состоянии владычицы. Тальга была среди них старшей — и по чину, и по возрасту. Её дарованию Сильвира доверяла. В свои неполные четырнадцать Тальга пришла в Храм Милосердия и служила при нём восемнадцать лет, пока королева не призвала её в свою свиту. О своём прошлом и о том, что привело её в Храм, Тальга старалась не говорить. Но вступление на должность королевской Зрящей обязало её рассказать свою историю королеве:

— Я родилась и выросла в одном из селений Выжженных земель. Это проклятый край, где каждый человек, от простого крестьянина до знатного землевладельца, мечтает овладеть тёмной волшбой, которая есть ни что иное, как наследие магии крови. Вы знаете, что такое магия крови, владычица?

Сильвира знала. Об этой страшнейшей из магических стихий ходило слухов не меньше, чем о некромантии. Само название «магия крови» или «красная магия» навевало страх, хотя её применение осталось в далёком прошлом, а последние красные жрецы рассеялись больше сотни лет назад. Древние жрецы крови знали, что для ритуала высвобождения красной магии отнять у человека жизнь недостаточно. Нужно чтобы он утратил то, чем больше всего дорожил: родной дом, нажитые богатства, жену, ребёнка, зрение, имя, честь, веру, призвание — это уж, кому что дороже. Соединяя жертвенную кровь с эманацией человеческих страданий от утраты самого дорогого, красные жрецы творили уничтожающие заклятия, способные обратить в бегство целые армии.

Однако те страшные времена остались в далёком прошлом. Тёмная волшба, как обобщённо называли множество черно-магических практик в Амархтонском Королевстве, была лишь слабым отголоском той настоящей красной магии, что наводила ужас на целые народы. Но основная суть тёмной волшбы осталась та же — отними у человека то, что ему любимо, что наиболее ценно, без чего он будет страдать. Вот только отнимать у человека имущество, ребёнка или конечность, не получив при этом законного возмездия, в нынешнюю эпоху становилось всё более сложно. Но это только делало людей изобретательней.

— Моя мать и отчим изучали тёмную волшбу, — рассказала Тальга. — Особенно отчим. Тёмная волшба могла сделать его сильнее ненавистных соседей, а кроме того — обогатить. Бывало, он дарил мне котёнка — я очень любила кошек, — а когда я привыкала к своему любимцу, отнимал его и приносил в жертву. Он хорошо понимал, что не кровь котёнка высвободит магическую силу, а мои слёзы, мольбы и страдания. Я умоляла и его, и мать, но всё было тщетно. За один фиал с порождённой таким путём эссенцией маги платили им как за хорошую овцу, а кроме того — давали заколдованную метку Тёмного Круга. Полсотни таких меток открывали двери в их сообщество любому смертному. Отчим был одержим желанием вступить в Тёмный Круг — это была мечта всей его жизни. А единственным безопасным источником наполнения его фиалов была я. Когда я отказалась взять в подарок нового котёнка, отчим стал искать другие способы. Я лишилась подруг, которых он настроил против меня. Лишилась всего. Он следил за мной, чтобы узнать, что ещё мне дорого, чего ещё меня можно лишить, чтобы наполнить эссенцией новый фиал… Он очень обрадовался, когда узнал, что у меня есть мечта — выйти замуж за соседского паренька, сына кожевника. Это значило, что у меня ещё есть что отнимать. Но я опередила моего отчима. Я отняла мечту у него самого — сожгла все метки Тёмного Круга, которые он накопил. Сорок четыре метки — совсем чуть-чуть ему недоставало до полусотни. Когда отчим узнал об этом, рассудок его помутился. В ту минуту я в ужасе поняла, что совершила убийство. Так оно и было. От пережитого потрясения отчим умер, а мать прокляла меня и выгнала из дома. Куда мне было идти? Для всей округи я была проклятой. Тогда я и отправилась на поиски Храма Милосердия, о котором слышала от одного пилигрима. И с тех пор я знала точно: никто больше не отнимет у меня то, что мне дорого. А если и отнимет, то не получит в придачу моих страданий.