Призвание: маленькое приключение Майки - [31]

— Просто, как все гениальное, — отозвался Никифор, задумчиво пощипывая бородку. — А что «Блюбка»?

— А то! — улыбнулся мастер.

— Ну, взболтайте, — сказал Никифор.

Леша подошел к своему захламленному верстаку, взял из стакана трубочку-тростинку и помешал ею в большом глиняном горшке, стоявшем там же.

— Блюб-лю, — ответил тот.

Заглянув вовнутрь сосуда, Майка увидела текучую светло-розовую массу.

— Воспитательный бульон. Коротко «Блюбка», — шепнул Никифор. — Показывает наивозможные будущие.

Леша вынул трубочку, приставив к губам, подул: на другом ее конце запузырился чудесный шар.

— Латерна-магика, — шепнул Никифор.

Налившись лиловым, шар сорвался с кончика тростинки и замер прямо перед лицом Никифора. Тот дунул, — и по светлой поверхности побежали какие-то гибкие темные тени, потянулись разводы, заволновалась легкая рябь.

— Неплохо, — полюбовавшись, сказал Никифор. — Но голосить рано. Без подробных испытаний не обойтись.

— Начинается, — лохматый великан был, кажется, разочарован. — Опять эти проверки подлинности, экспертизы соответствия, просчеты рисков, контроли качества, болтовня на всех уровнях, — Лысиков аж запыхтел от недовольства. — Пока мы тут думаем, наши заграничные коллеги уж триста раз права оформят, на контрольных экспонатах опробуют, в употребление введут и нам же впарят на невыгодных началах.

— Подумать все равно надо, — сказал Никифор.

Теперь он выглядел уже не веселым чудаком с портрета, а многомудрым Никифором Петровичем, кем по сути и являлся, но Майка об этом еще не догадывалась.

— Время уходит! Драгоценное время! — закричал Лысиков. — Промедление смерти подобно!

— Оно и будет смертеподобием, если мы поспешим, — покачал головой Никифор. — Выход из себя — материя тонкая, могут быть необратимые последствия. Вы готовы нести бремя ответственности, если дароносец выйдет, а назад не придет? — Никифор колюче глядел на Алексея. — А если он, наоборот, испугается и навсегда в себе замкнется?

— Какие силы пропадают! — застонал мастер Леша.

— Они ждут своего часа, — поправил Никифор. — Нужно уметь обращаться с огнем, а пока вы только руки шпарите, — он ткнул пальцем в пузырь. Раздался легкий хлопок. Шар-провидец лопнул, а с ним, кажется, лопнул и предмет спора.

Алексей пожал плечами, похмыкал, но дальше пререкаться не стал.

— Лежанка готова? — спросил Никифор.

— Обижаете, — буркнул мастер Леша и кивком пригласил следовать за ним.

Они прошли через залежи разного хлама, и острого, и кривого, — и очутились перед странным креслицем.

Сделанное из черной кожи, оно было устроено так, что расположиться в нем можно было только полулежа.

Креслице было обращено к стене, изображавшей ночное звездное небо.

— Что ж, — Никифор потер ладони. — Давайте приступим!

Но тут раздался скрип, в приоткрывшуюся дверь скользнула полоска света.

— Только ее нам не хватало, — оглянувшись, пробормотал Леша.

На сей раз голос его звучал опасливо. Мастер-великан не боялся дел, но это не означало, что он не ведал робости.

Савонаролова

— Никифор Петрович, дорогой, где же вы ходите, когда вас из Покоев вызывают?! Они там спрашивают, поспеваем ли?..

В мастерскую заглядывала женская голова. На светлой кудрявом темечке каким-то чудом удерживалась черная тюбетейка, расшитая бисером. Женщина была та самая — которая некоторое время назад так споро делилась «Справедливостью».

Никифор досадливо поморщился.

— Пойдемте же, ждут вас! — дверь распахнулась и блондинка показалась целиком — ряженая в тесноватый розовый костюмчик, от чего желтые ее волосы будто еще больше побелели, а вздернутый нос, утопавший в безмерном море щек, вскинулся еще выше, притворяясь коротеньким веснушчатым рыльцем.

— Я, конечно, сказала, что все в ажуре будет, а сама изволновалась: вдруг неправду изрекла, служебный долг преступила, — придвигаясь к Никифору, и его тесня, толстушка в тюбетейке тараторила встревоженной сорокой.

Разномастные емкости в мастерской предупреждающе загудели, а клубы махрового трубочного дыма, испускаемые великаном, будто потемнели, суля громы-молнии.

— Я свяжусь, — пообещал Никифор, явно желая отправить болтушку восвояси.

— Когда? Надо срочно!

— Попозже, — отступил бородач. И куда девалась его прежняя строгость?

— Нельзя попозже, я свою профессиональную честь в залог оставила, что вы моментальный ответ дадите. Беспокоятся там! — белокурая толстушка звякала и толкалась, как зубная боль.

— Хорошо-хорошо, — виновато глянув на Майку, Никифор пообещал «на пять сек» и, мелькнув напоследок авоськой со «Справками», покинул мастерскую под конвоем приставучей блондинки.

— Верхоглядка, — произнес ей вслед мастер. — Только и знает, что кудахтать, — он передразнил, — «Верхи ждать не могут, низам поспешать велят».

Лысиков относился к толстушке без особой нежности.

— Она кто? — спросила Майка.

— Савонаролова? — мастер пожал плечами. — Ноль при палочке. Большой, круглый ноль. Официально значится помощницей Никишки, а на деле — служка при дворе Ея Преосвященства, первая крикунья и визжалка. Вечно сама не своя.

— Если она чужая, то ей, наверное, незачем здесь быть? — осторожно предположила Майка.

— Это ты, детка, пока чужая среди своих, — сказал мастер Леша. — А она уж давно среди чужих своя собственная. Давно и надолго, как зима на Северном полюсе.