— Насмехаются, — скорчился Культя.
Попрошайка разорвал пластиковый пакет с картошкой. Попробовал.
— Вроде, съедобно.
Все дружно захрустели.
— Плохая еда, — огорчился Сява. — Баловство. Зачем было засушивать картошки?
— Это чтоб все слышали, что ты ешь, — догадался Культя. — Уже не спрячешься. Тотальный контроль над населением!
Попрошайка воровато огляделся.
— Трр, — сказал Бяка.
— Глядите, фантики! — взвизгнула Вася.
В одном из бумажных пакетиков лежало несколько десятков конфет.
— Кажется, это та самая дрянь, которая не съедается. — Сява развернул одну, пощупал. — Нет, вообще-то. Эта больше на засохшую какашку похожа. — Понюхал. — А запах другой. Незнакомый.
— Брр, — сказал Бяка.
— Лучше не пробуй, — бдительно посоветовал Культя. — Ещё сдохнешь чего доброго. Волоки потом твой труп в Коммунизию. Ты же не захочешь, чтобы откормленными на тебе крысами капиталисты наслаждались?..
Попрошайка всё-таки лизнул. Сморщился. Конфеты выкинули. Фантики припрятали.
— Ай, капиталисты! — воскликнул критик, вытаскивая колбасу. — Ну, мерзавцы. Они, что, совсем нас за людей не считают? Чтобы мы стали есть такое?!
— Что я говорил, брр, — сказал Бяка.
Вася покраснела. Культя размахнулся и забросил колбасу подальше. Хлеб вообще никто есть не смог. Всех пугала его ноздреватость.
— Гриб какой-то, — предположил Сява. — И, наверняка, ядовитый.
— Да, большие грибы не бывают съедобными, — согласился Культя. — К тому же они имеют свойство каменеть.
— Возьмут и окаменеют в брюхе, — поддакнул Сява.
— А, может, эти твари, — Кнут мотнул головой в сторону, — того и желают? Чтобы мы тут все сдохли.
— А мы картошки слопали, — схватился за живот Культя.
— Точно, слопали, — передёрнулся Сява и выпучил глаза. — Ой, сейчас сдохну.
Все уставились на него с недоверием, но и с некоторым страхом.
— Нет, похоже, не сдохну, — через минутку усомнился Сява. — Не сдохну, даже если постараюсь.
— Перестань всех пугать, — рыкнул на него Кнут.
— Послушайте, — вклинилась в разговор Вася, — если бы они хотели нас отравить, то не стали бы насмехаться. Положили бы хорошие продукты, а не всякую гадость…
— Действительно, — порадовался Кнут, — и как это мы не догадались?
Быстро пересмотрели остальное.
— Ух, ты!..
— Да-а…
— Во, дают!
— Мрр…
— Ну, капиталисты!
— Жуть…
— Ну, мерзавцы!
— Хрр…
В кусты полетели баночки с кофе, йогурты, пакетики с мармеладом, плитки шоколада.
— Опять гриб какой-то. Культя понюхал сыр. — Пахнет плесенью.
— Плесень есть нельзя, — предупредил Сява.
Покончив с провиантом, товарищи посмотрели друг на друга.
— В связи со свалившимися на нас происками, открываем Партсобрание, — не разжимая челюстей, процедил Культя. — Слово предоставляется Коммунисту Сяве.
Попрошайка вскочил, принял большевистскую позу и заскрипел зубами. Кусты зашевелились. Бормоча что-то нечленораздельное, на поляну вышел человек. Отхлебнул из бутылки, скользнул пьяным взглядом по беглецам. Покачался, сосредоточился, присмотрелся — увидел колбасу, схватил её и ломанулся прочь.
Коммунисты дружно ахнули.
— Брр, — содрогнулся Бяка.
Находчивый Культя тут же предложил:
— Требуется срочно отловить этого пролетария и выпытать у него…
— Военную тайну?
— Вряд ли он её знает. Но кое-какие сведения и секреты — возможно.
— Бить будем? — спросил наивный Кнут.
— Ты что! Это же наш классовый товарищ!
Пьяница расположился неподалеку. Откусывая большие куски, он запивал их малюсенькими, но частыми глотками. Заметив приближающихся людей, спрятал колбасу и бутылку за спину.
— Я её не украл, я её нашёл, — забормотал пролетарий. — Не верите?
— Верим, верим, — заулыбался Культя.
Пьяница пригляделся к подошедшим, успокоился.
— На, куси, — предложил он Сяве.
— Как ты можешь это есть? — ужаснулся попрошайка. — Я не брезглив, но существуют же и какие-то пределы нравственного падения личности…
— Несчастный человек, — пожалела пьяницу Вася.
— А чего? — удивился человек. — Вкусная. Нам в приюте копченой не дают.
— Чем же вас там кормят? — елейным голоском спросил Сява.
— А-а-а, — сморщился пьяница. — Дрянь всякую дают. Кашу дают. Суп диетический. Пюре да сосиски.
— Сиськи?! — ахнула Вася и потемнела лицом.
— Их заставляют поедать трупы, — судорожно прошептал критик.
Попрошайка одной рукой схватился за вставшие от ужаса волосы, а другой придержал отвалившуюся челюсть.
— Меня сейчас стошнит, — Кнут покашлял, покряхтел, с трудом успокаивая бунтующий организм.
— Держитесь, товарищи. Не все трудности ещё пройдены. — Культя потряс поднятым вверх кулаком. — Нам нельзя сейчас поддаваться эмоциям. Нельзя расслабляться. Мы должны с честью выдержать все испытания. Правда горька, она страшнее наших предположений, но надо зажать волю в кулак, стиснуть зубы и идти вперед. Иначе пропадём.
— Пойдём с нами? — предложил Сява пьянице.
— Куда это?
— В Коммунизию. Там тебе не придётся питаться этой мерзостью, никто не заставит тебя там поедать сиськи.
— Я, конечно, псих, — заговорил их новый знакомый, — но не до такой же степени. У вас там, говорят, ворон хавают?
— Что ворон. Знал бы ты, какие у нас вкусные крысы…
— А опарыши…
— А тараканы…
— Ах, хрр, ах! — пустил слюни Бяка.
Пьяница вдруг согнулся и его вырвало.
