Призраки измены. Русские спецслужбы на Балтике в воспоминаниях подполковника В. В. Владимирова, 1910–1917 гг. - [10]
Судьба арестованных офицеров была одним из первых вопросов, которые были вынесены на рассмотрение вновь испеченного исполкома уже в первые дни его работы. Было принято решение «ярко политических преступников отделить и применить к ним суровый режим», остальных офицеров держать в менее суровых условиях, т. е. разрешить им свидания и передачу продуктов питания. Была сформирована комиссия для выяснения степени виновности арестованных офицеров, в которую вошли депутаты А.К. Баранов, большевик, писарь В.Ф. Панкратов большевик, инструктор Учебно-артиллерийского отряда И.Д. Сладков, унтер-офицер учебного судна «Рында» М. Дергачев; меньшевик, солдат Г.И. Иванов и уже вышеупомянутый А.И. Гуйтов[51]. 10 марта на очередном заседании совета он сделал доклад о содержании арестованных офицеров, предложив смягчить режим содержания: «объехав три тюрьмы, заметил чрезвычайное переполнение тюрем арестованными офицерами, полное отсутствие комфорта и даже необходимых вещей»[52]. В течение марта шла активная переписка между военно-морским министром А.И. Гучковым и Кронштадтским советом по вопросу освобождения хотя бы боевых офицеров.
Именно с помощью Гуйтова Владимиров и другие жандармы были освобождены из-под ареста в конце марта – начале апреля 1917 года[53]. Он же помог скрыться и бывшему начальнику Кронштадтского жандармского отделения генерал-майору В.В. Тржецяку. Рискнем предположить, что Гуйтов освобождал свое бывшее начальство отнюдь не из альтруистических целей, а спасая себя от возможного раскрытия. Сам Гуйтов по иронии судьбы не смог скрыться от революционного правосудия. Почувствовав подозрительное отношение к себе коллег, он выбивает себе разрешение покинуть Кронштадт для поездки в Одессу на месяц до конца апреля якобы с целью навестить родственников. Однако бывший сексот затянул с отъездом, был раскрыт и 16 апреля был арестован своими коллегами по исполкому[54]. В ходе расследования начала вскрываться не только агентурная сеть жандармерии, но и многочисленные махинации Гуйтова и других бывших агентов, занявших руководящие посты. В связи с этим скандалом 28 апреля следственная комиссия исполкома самораспустилась[55].
После раскрытия Гуйтова и ряда других секретных сотрудников началась системная работа с документами бывшей жандармерии, и многие люди Владимирова попали в поле зрения революционных властей. В октябре 1917 г. Исполком Кронштадтского совета сформировал из представителей социалистических партий и городских общественных организаций Чрезвычайно-следственную комиссию по расследованию работы секретной агентуры Кронштадтского жандармского управления. После окончания расследования все материалы комиссия направляла в общественный демократический суд. В первые месяцы его работы кара для бывших осведомителей была достаточно мягкой. Как правило, наказание ограничивалось арестом или подпиской о невыезде[56]. В 1920-е годы многие секретные сотрудники были арестованы повторно, но наказание было устрожено от 3 до 5 лет исправительно-трудовых лагерей. Так, начальник команды филеров Е.Ф. Юдин в 1926 году был приговорен к трехлетней высылке[57].
Интересно, что многие секретные сотрудники, широко известные именно как участники революционного движения в Кронштадте, после Октябрьской революции заняли определенные посты в новой советской властной иерархии. Так, бывший осведомитель Т.Я. Березин-Аганич по кличке «Котин» IV Съездом советов был избран членом ВЦИК. А его родной брат П.Я. Березин-Аганич (кличка «Павленко») в 1918–1919 годах работал в ВЧК, откуда был изгнан за превышение полномочий и служебные преступления[58].
За время своего нахождения под арестом Владимиров написал сочинение «Обзор революционного брожения в Балтийском флоте», которое уже в 1918 году поступило в Историко-революционный архив. Этот документ неоднократно использовался Ревтрибуналом ВЦИК в качестве косвенной улики в следственных действиях против бывших секретных сотрудников Кронштадтского жандармского управления[59]. Однако персональный состав агентуры в нем описан не был. На данный момент документ не обнаружен.
Весной Временное правительство попыталось вернуть жандармов на военную службу, переводя их в различные, в основном запасные, полки и батальоны или прикомандировывая к штабам армий. Большинство вернувшихся на военную службу жандармов было направлено на Юго-Западный фронт в VIII армию, где было сконцентрировано 57 бывших офицеров полиции и жандармерии. Решением Петроградского военного округа в 20-х числах апреля 1917 г. скрывшийся из Кронштадта подполковник Владимиров был направлен в 17-й запасный пехотный полк в Черновцы, куда и прибыл к 11 мая. Впоследствии полк был расквартирован в местечке Каменка Ольгопольского уезда Подольской губернии. Не успев прибыть в полк, Владимиров сразу же был направлен на «излечение» в 399-й полевой запасной госпиталь[60]. Это было связано отнюдь не с подорванным здоровьем офицера, а с общим крайне негативным отношением полковых комитетов к бывшим жандармам и полицейским. Штабы VII, VIII и XI армий сетовали, что строевые части, куда распоряжением Временного правительства должны были командироваться на несение действительной службы эти офицеры, наотрез отказываются принимать их в свой состав, а назначение на нестроевые должности и в переменный состав является крайне нежелательным. Жандармов в результате направляли в санитарные, транспортные и тыловые части, в мобилизационные отделы, отправляли на медицинские обследования. При этом им выдавались хорошие «подъемные» деньги на обустройство быта: от 300 до 750 рублей, в зависимости от чина. Скандал произошел в начале июня 1917 г., когда полковой комитет 86-го запасного полка принял резолюцию, в которой обвинил командование VIII армией и лично дежурного генерала графа Д.Ф. Гейдена в неоправданной трате народных денег на содержание бывших полицейских, в нарушении постановлений Петросовета и в покровительстве бывшим чинам жандармерии. Это решение было поддержано и войсковым комитетом XXII армейского корпуса
