Призрак Виардо. Несостоявшееся счастье Ивана Тургенева - [6]
И дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелено было сие наше челобитье во Мценском уездном суде приняв, записать, а вышесказанное дело, производством оставив, предать забвению и о том учинить, как вашего императорского величества законы повелевают.
Всемилостивейшая государыня, просим вашего императорского величества о сем нашем челобитье решение учинить.
К поданню надлежит во Мценском уездном суде.
>Челобитную писал дому бригадирши Мавры Ивановны Лутовиновой служитель ее Антип Жемчужников.
>Бригадир Алексей Лутовинов руку приложил.
>Секунд-майор Иван Лутовинов руку приложил.
>Села Богоявленского священник
>Петр Иванов руку приложил».
Изо всех Лутовиновых только эти два брата и были представлены в портретной галерее Спасского, где их показывал поэту Я. Полонскому сам Тургенев… Иван Иванович — в черном камзоле с белыми большими пуговицами и кружевным жабо — и Алексей Иванович — «сильный брюнет бледный… как бледнеют от затаенной злобы, скуластый и круглолицый, тонкая улыбка которого не гармонирует с холодом черных проницательных глаз». Такие же черные глаза и тяжелый взгляд унаследовала у Лутовиновых мать Тургенева.
По воспоминаниям семейным многое восстановить можно, хотя о своей жизни дочка единственная Петра Ивановича рассказывать не любила. Особенно о привалившем богатстве: у всех троих братьев единственной наследницей оказалась.
Случай! Так и слышала вокруг шепот. При ней, в ее доме кто бы осмелился сказать, а родня… На чужой роток не накинешь платок. Судили, и все не в ее пользу: нищая, бесприданница, строптивица, матери родной не покорилась. Не покорилась! Всегда своей волей жила. Сызмальства. При батюшке мала была, да и он на расправу был скор. Девочки от мальчишек дворовых не отличал: всем ремень — никто и не заступался.
А вот матушке Екатерине Ивановне, в девичестве Лавровой, как супруга не стало, развернуться не давала. Как синь-порох вспыхивала. Моду взяла пощечинами сыпать! Чуть что Лавровых поминала: у них все по-другому, все не так, как у Лутовиновых. Лутовиновым место в полку — не на помещичьем житье. И дочка, мол, вся в них — перед девками дворовыми толковала. Убивалась, собой больно нехороша, ростом и то не вышла, голова из плеч — шеи не видать. Как такую одеть, чтоб какого-никакого жениха сыскать, да еще при малом приданом.
Чтоб беду такую родительскую развести, замуж немедля, овдовев, вышла. Полковник Сомов Николай Иванович сыскался. Для нее обходительный. Об их детках — родились, не родились — сразу толковать начал. Хозяином себя почувствовал. А она? Она-то кем оказалась? С какими заботами, каким приданым? Тенью полуденной по дому ходила. Никому дела нет. Что ни прикажет, девки и в голову не берут: барыню бы не рассердить. К Екатерине Ивановне отсылали: вот барыня распорядится, тогда…
Из дому вышла летним днем. Через сад в поле, а там до Спасского всего-то две версты. И не заметила, как дошла. Сгоряча прямо к дядюшке — покровительства просить. Пусть у себя оставит. Пусть в отцовский дом не отсылает.
Рукой махнул: сейчас обед, за стол садись, а там разберемся. Кувертов множество. Народу толпа. До выхода хозяина никто не присел — на двери смотрели: вот-вот выйти должен.
Вышел. В руках часы луковицей. Крышка открыта: время сверяет. Всегда так делал. Племянницы не забыл. Глазами отыскал, место показал: «Твое будет». Значит, оставляет. Значит, можно не возвращаться. Никогда. Так и надеялась: женитьбы батюшки не одобрял. Лишняя колготня в доме. Девочка родилась — не поздравлял. Наследника как не было, так и нет.
Обед отошел, на диванчике в антикаморе присела. Шел мимо, слугу кликнул лошадь заложить: ее домой отвезти. В ноги кинулась: только не домой, дядюшка, смилостивитесь! Плакать никогда не умела, голос с перепугу перехватывало.
«Только не домой, дядюшка! Утопиться лучше!» Посмотрел: «Еды, крова не жалко, да что делать-то будешь? У меня для барышень обиходу нету». — «Не нужно для барышень!»— «Гувернанток да мамзелей всяких отроду в доме не бывало». Ото всего отказалась. Помолчал. «А матери что сказать прикажешь?» — «Нету у меня матери». — «Ладно. В память брата. Живи, небога. Под ногами не путайся — не люблю». Ручку поцеловала — и отряхнул, только что о полу не обтер. Повторил: «Ладно». И так на годы.
Если за что и жаловал, стрелять любила. Глаз меткий, рука твердая. Что по мишени, что птицу в лет. На охоты стал брать. В пороши и брызги ездила. В бильярд еще наловчилась. Любил, когда гостей его обыгрывала.
Мать тоже, как весточку от дядюшки получила, ни разу не отозвалась. Одна надежда, жених какой под руку подвернется в хорошую минуту, дядюшка и благословит. Чай, совсем-то без приданого не оставит.
Годы шли, как на угольях жила. Знала, метресок и впрямь в доме не держалось, а без прижитых на стороне детишек все равно не бывает. Везде росли. И все бы ничего, пока ни с того, ни с сего решил запродажную им написать на случай своей кончины, чтоб без куска хлеба не остались и не в крепостном состоянии. Но только после его кончины.
В Мценске дело было: подписывать бумаги собрался. Завтрак устроил мало что не всю округу собрал. Ели, пили без меры. Веселились. Из теплицы первые персики подали. Шутить изволил, мол, лучшее господне произрастание. В рот взял, сок ручьем. Наклонился салфетку подхватить, да тут и заглотал всю ягоду. С косточкой. Поперхнулся. Побагровел весь: ни прокашляться, ни проглотить. В одночасье захрипел страшно так, и нет его. Головой в тарелку упал — только брызги округ разлетелись. А Варвара Петровна в тот же миг всему его хозяйству наследница!
Гоголь дал зарок, что приедет в Москву только будучи знаменитым. Так и случилось. Эта странная, мистическая любовь писателя и города продолжалась до самой смерти Николая Васильевича. Но как мало мы знаем о Москве Гоголя, о людях, с которыми он здесь встречался, о местах, где любил прогуливаться... О том, как его боготворила московская публика, которая несла гроб с телом семь верст на своих плечах до университетской церкви, где его будут отпевать. И о единственной женщине, по-настоящему любившей Гоголя, о женщине, которая так и не смогла пережить смерть великого русского писателя.
Сторожи – древнее название монастырей, что стояли на охране земель Руси. Сторожа – это не только средоточение веры, но и оплот средневекового образования, организатор торговли и ремесел.О двадцати четырех монастырях Москвы, одни из которых безвозвратно утеряны, а другие стоят и поныне – новая книга историка и искусствоведа, известного писателя Нины Молевой.
Дворянские гнезда – их, кажется, невозможно себе представить в современном бурлящем жизнью мегаполисе. Уют небольших, каждая на свой вкус обставленных комнат. Дружеские беседы за чайным столом. Тепло семейных вечеров, согретых человеческими чувствами – не страстями очередных телесериалов. Музицирование – собственное (без музыкальных колонок!). Ночи за книгами, не перелистанными – пережитыми. Конечно же, время для них прошло, но… Но не прошла наша потребность во всем том, что формировало тонкий и пронзительный искренний мир наших предшественников.
Эта книга необычна во всем. В ней совмещены научно-аргументированный каталог, биографии художников и живая история считающейся одной из лучших в Европе частных коллекций искусства XV–XVII веков, дополненной разделами Древнего Египта, Древнего Китая, Греции и Рима. В ткань повествования входят литературные портреты искусствоведов, реставраторов, художников, архитекторов, писателей, общавшихся с собранием на протяжении 150-летней истории.Заложенная в 1860-х годах художником Конторы императорских театров антрепренером И.Е.Гриневым, коллекция и по сей день пополняется его внуком – живописцем русского авангарда Элием Белютиным.
Петр I Зураба Церетели, скандальный памятник «Дети – жертвы пороков взрослых» Михаила Шемякина, «отдыхающий» Шаляпин… Москва меняется каждую минуту. Появляются новые памятники, захватывающие лучшие и ответственнейшие точки Москвы. Решение об их установке принимает Комиссия по монументальному искусству, членом которой является автор книги искусствовед и историк Нина Молева. Количество предложений, поступающих в Комиссию, таково, что Москва вполне могла бы рассчитывать ежегодно на установку 50 памятников.
Книга «Ошибка канцлера» посвящена интересным фактам из жизни выдающегося русского дипломата XVIII века Александра Петровича Бестужева-Рюмина. Его судьба – незаурядного государственного деятеля и ловкого царедворца, химика (вошел в мировую фармакопею) и знатока искусств – неожиданно переплелась с историей единственного в своем роде архитектурногопамятника Москвы – Климентовской церковью, построенной крестником Петра I.Многие факты истории впервые становятся достоянием читателя.Автор книги – Нина Михайловна Молева, историк, искусствовед – хорошо известна широкому кругу читателей по многим прекрасным книгам, посвященным истории России.
Уильям Сомерсет Моэм (1874–1965), английский романист, драматург, создатель блестящих коротких рассказов, сохранивших очарование и поныне, самый высокооплачиваемый писатель своего времени, сотрудничавший с английской разведкой во время двух мировых войн, человек, общавшийся с такими представителями политической и культурной элиты, как Уинстон Черчилль, Матисс, Шагал, Лоренс Оливье, Вивьен Ли, прожил долгую, насыщенную драматическими событиями, противоречивую и сложную жизнь, которая, впрочем, подстать его не менее драматической, противоречивой и сложной эпохе.
«— Говорит Альберт Эйнштейн. — Кто? — переспрашивает девичий голосок… — Простите, — отзывается девушка. — Я ошиблась номером. — Вы не ошиблись, — возражает Альберт». Вот так, со случайного звонка 17-летней Мими Бофорт Альберту Эйнштейну в его 75-й день рождения, начинается «поистине чудесный роман, виртуозно балансирующий на грани между фактом и вымыслом, литературный бриллиант чистой воды» (Иэн Макьюэн). Школьница из Нью-Джерси возрождает в почтенном корифее тягу к жизни — а он, в свою очередь, раскрывает перед ней свой мир.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга автора популярных работ по истории Германии Анны Марии Зигмунд посвящена Адольфу Гитлеру. Несомненно, она будет интересна широкому кругу украинских читателей. Здесь предлагается глубокий анализ причин, приведших Адольфа Гитлера к власти, основанный на новейших исторических документах. Автор с блеском развенчивает сомнительные теории по этому вопросу, существующие даже в серьезной исторической литературе. В то же время прекрасный язык книги превращает исторический анализ в увлекательное повествование. Книжку автора популярних праць з історії Німеччини Анни Марії Зигмунд присвячено Адольфу Гітлеру.
Настоящее издание предпринято по инициативе бывшаго воспитанника Университета Св. Владимира, В. В. Тарновскаго, затратившаго много лет и значительныя средства на приобретение всяких памятников, касающихся этнографии и археологии юго-западнаго края. В собрании Тарновскаго находятся 44 портрета различных лиц; все они войдут в наше издание, составив 1-й отдел его, распадающийся на пять выпусков.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.
После смерти отца, которого она никогда не знала, Саше досталось старинное поместье. Мало того что дом, того и гляди, развалится — оказалось, что с ним связана легенда о призраке и проклятии. Неужели в имении действительно обитает привидение? Почему на эту землю так хочет наложить свою лапу местный олигарх Олисов? Как замешан в этой истории сосед Саши — харизматичный отшельник Андрей и что он скрывает? Сумеет ли девушка разгадать тайну проклятого поместья и обрести счастье?