Призрак улыбки - [65]

А потом я появилась на пороге его одинокого дома, и он влюбился — в первый раз за всю жизнь или, точнее, за все существование. И в первый же миг решил, что даже еще десять жизней в качестве низшего гаки, живущего среди отбросов и питающегося экскрементами, — не слишком высокая плата за одну ночь со мной. К тому же, поскольку «священное вожделение» (это его чудесная формула) соединялось у него с искренней любовью, он понадеялся, что нарушение правил останется безнаказанным, и поэтому утром, перед тем как вернуться в нечеловеческий облик, сказал мне, что отправляется в странствие и оптимистически пообещал увидеться через год.

Что же касается происшествия в бассейне на горячих источниках, то там он принимал свое подлинное обличье («но некоторым образом раздутое и увеличенное»), для того чтобы напугать призрак горничной. Знаки сутры, которые он начертил у меня на коже, должны были теоретически послужить мне защитой, а кроме того, развлекли его, потому что при жизни он обожал каллиграфию. Сказав это, он с извиняющимся смешком добавил, что попросил меня покрыть его тело санскритскими «ах» просто так, для веселья. «Ведь там, где я живу, нет даже слова «веселье»», — добавил он грустно.

Говоря, что занятия любовью обернутся для нас катастрофой, он прежде всего имел в виду себя — гибельный для него итог долгих попыток подъема по лестнице карм, — но опасался и каких-нибудь неведомых дурных последствий для меня. Он объяснил, что в горах поблизости водится много оборотней, скрывающихся под видом лисиц, барсуков и змей. И должно быть, какой-нибудь сладострастный оборотень-тануки прознал про нашу связь, а выяснив, что Гаки-сан будет не в состоянии сдержать слово и прийти на свидание в человеческом облике, решил вступить в романтическую игру и удовлетворить свои чудовищные животные потребности. Конечно, он и сам чудовище, сухо добавил Гаки-сан, но это не может служить извинением.

Когда я преодолела наконец первую фазу ужаса и растерянности, меня охватил восторг любознательности и я начала задавать миллион вопросов о структурах и взаимосвязях так, словно собирала материал для статьи. На большинство из них Гаки-сан отвечал: «Это не поддается объяснению, и я молю бога, чтобы ты никогда не смогла узнать это из первых рук. Скажу одно: по сравнению с загробным миром жизнь на земле — просто праздник в саду. Пользуйся им, пока можешь».

Стараясь внести в разговор свою лепту, я сказала ему, что последняя фраза моей бабушки Леды была: «Не расстраивайтесь, мои дорогие. Как бы то ни было, а все лучшие люди тоже мертвы». На это он хмыкнул, но смешок был лишь слабым отзвуком прежнего, сверкающего и заразительного смеха.

Спрашивая о чем-то, я один раз назвала его Гаки-сан, на что он заметил:

— Я объяснил уже, что это вовсе не мое имя, но для сегодняшней ночи оно годится.

— А как же тебя зовут, то есть как тебя звала?

— Мутаи. Мутаи Маборосимон.

— Правда? — спросила я подозрительно, зная, что мабороси значит «фантом».

— Неправда, — признался он, и после этого я продолжала называть его Гаки-сан, что означает, как я узнала позже, Мистер Голодный Дух. Меня занимало, как же устроен этот мир теней, полный томящихся душ, и я попросила его рассказать мне о гаки.

— Что ж тебе рассказать? — беспечно начал он. — Существует тридцать шесть разных типов, большинство из которых, как это сказано в старых книгах, ассоциируется с болезнью, гниением и смертью.

— Звучит впечатляюще, — заметила я, но почему-то мне не было страшно. На свой, журналистский, манер я даже чувствовала странное удовольствие. — Пожалуйста, продолжай.

— Видишь ли, это все очень сложно, и, проведя там сто лет, я только-только начинаю как-то ориентироваться. Загробный мир отличается от описаний, которые дают нам буддийские тексты, но они правы в том, что мир гаки на одну ступень ниже царства животных и на одну ступень выше ада. Надеюсь, что придет время, когда я снова смогу прожить полноценную человеческую жизнь, это будет лет через сто или двести, если, конечно, наш человеческий род уцелеет до того времени. Но лучше быть голодным духом, чем гореть в Восьми кругах ада или разгребать непрерывно дерьмо и быть истязаемым демонами.

— Расскажи мне еще о голодных духах, — с жадностью попросила я.

— Хорошо, — сказал он похожим на шелест тростника голосом. — Вкратце дело обстоит так. Есть мудзаи-гаки, страдающие от постоянных, неутолимых жажды и голода. Есть содзаи-гаки, которые иногда получают в пищу немного отбросов. Над ними — усаи-гаки, они едят то, что остается после людей, а также подношения богам и предкам, выкладываемые на домашний алтарь. На противоположном конце социальной шкалы: дзики-ники-гаки, поедающие человеческую плоть, дзики-кэцу-гаки, которые питаются кровью, дзи-ки-доку-гаки, которые едят яды, дзики-кэ-гаки, потребляющие дурные запахи, сикко-гаки, которые пожирают червивые трупы, и дзики-фун-га-ки, или едоки фекалий, ну и всякие прочие. Далее. Существует несколько видов, чьи муки связаны с грехами, совершенным ими в течение жизни. Например, есть дзики-ко-гаки, которые в старых книгах именуются «гоблинами, питающимися курениями». Это духи людей, которые ради наживы делали или продавали некачественный ладан. Единственное, чем им разрешается питаться, чем они как-то смягчают нескончаемые муки голода, — дым, исходящий от ладана. И есть