Призрак улыбки - [26]
Когда они вновь оказались в прихожей, еще раз возникла неловкая пауза. Кадзуэ, опустившись на пятки, сидела у самой двери, Рокуносукэ стоял — по чемодану в каждой руке. «Не знаю, когда вернусь, — сказал он, — не знаю, вернусь ли вообще».
«Я буду ждать вас всегда, — опустив глаза в пол, ответила Кадзуэ. — И что бы ни случилось, навеки останусь вашей женой». Она коснулась лбом пола, стараясь, чтобы он не увидел ее слез, а когда подняла голову, Рокуносукэ уже не было. Он не закрыл раздвижную дверь, и Кадзуэ было отчетливо слышно, как хлопнула дверца машины, рассыпался долетевший из открытого окна легкомысленный женский смех, уверенно взревел мотор и взвизгнули отпущенные тормоза.
Надев свои гэта, Кадзуэ вышла в идеально ухоженный садик, посмотрела сквозь ветки любимого клена на кофейного цвета небо, усеянное множеством крошечных, слабо светящихся точек, и вспомнила то, что ей говорил Рокуносукэ: «Звезды всегда зажигают во мне надежду».
— Антракт, — объявил Спиро, указывая на пересохшее горло. Отхлебнув из своей чашки («Инглиш брекфаст», с лимоном, без сахара) и обнаружив, что чай остыл и утратил вкус, он сделал знак официанту: принести свежий. Они сидели на верхнем этаже «Травиаты», знаменитого кофейного заведения на задней улочке Гиндзы. Оно занимало отдельно стоящее каменное здание, увитое виноградом на манер старых домов где-нибудь во Франции. Внутри это был настоящий лабиринт из мебели темного полированного дерева, винтовых лестниц, банкеток, обитых бархатом цвета бургунди, и окон с наискось срезанными стеклами — гигантских призм, бросавших рассеянные радужные полосы на столы, лица, серебряную посуду. Долгие годы в «Травиате» звучала только оперная музыка, но теперь заведение перешло в новые руки и объявление в окне при входе гласило: «ВСЯ МУЗЫКА БАРОККО, ТОЛЬКО БАРОККО, БАРОККО — МУЗЫКА НА ВСЕ ВРЕМЕНА!» Когда Спиро приступил к своему рассказу, музыкальный фон составляла Сюита № 2 Генделя, в мажоре, потом стремительными переливами прозвучала написанная в миноре короткая вещица Корелли, а теперь каменные стены резонировали под мощным напором мажорного Концерта для трубы, струнных и клавесина, сочинения Телемана.
Мурасаки Мак-Брайд в упор смотрела на Спиро. Траектория направления света сместилась вниз, и лицо ее было наполовину в тени, но Спиро видел, что она улыбается. Лицо было мягкое, как созревший плод, и по губам блуждала безотчетная улыбка, заставившая его вдруг задохнуться при мысли, что… может быть… и она…
Нет, сурово одернул он сам себя. Скорее всего, ей просто понравился мой рассказ. И Мурасаки тут же заговорила.
— Я с большим удовольствием слушаю вашу историю, — мечтательно произнесла она, и Спиро вздохнул.
На улице, под окном, гнулись, касаясь земли под порывами раннеосеннего ветра (но не ломаясь), ветви плакучих ив. Прохожие, с развевающимися на ветру волосами, с трудом проталкивались по узким, забитым спешащей толпой тротуарам: служащие в строгих синих костюмах, школьницы в полосатых матросках, мальчишки-разносчики в белых фуражках и высоких башмаках на деревянной подошве, одной рукой с жонглерской ловкостью удерживающие стопку мисок с горячей лапшой или суши, другой — ведущие за руль велосипед. Шоферы блестящих «инфинитис» и «ниссанов» с руками, обтянутыми белыми перчатками, слушали по ярко-желтым транзисторам транслирующиеся в это удобное время репортажи с матчей по борьбе сумо, поджидая, пока появятся (выйдя с важного совещания или от пышнотелой подружки) их шефы. Где-то вдали оптимистически настроенный торговец жареным бататом протяжно выкрикивал «Яакииимо!» (хотя зима — сезон для его товара — была еще далеко и он мог надеяться разве что на случайного покупателя, страдающего замедленным метаболизмом или остро развитым чувством ностальгии) и толкал вдоль по улице свой лоток, над которым клубился горячий пар. Какой-то мужчина в смокинге, выйдя из двухместного «ауди-5000», поспешил к дверям маленького и, безусловно, ему принадлежащего ресторана, зажав под мышками по кувшину «скрипа» — не содержащей молока кремообразной добавки к кофе, чье название вызывало у иностранцев немало приступов смеха.
— Скрип в обеих руках, — пробормотала Мурасаки Мак-Брайд, глядя на эту картинку. Играя словами, она переиначила знаменитую японскую метафору «цветы в обеих руках», и, разгадав это, Спиро сообщнически кивнул, а потом снова погрузился в себя, и его мысли скакнули к моменту, когда он в первый раз осознал, что влюблен в свою легендарную патронессу.
Как-то раз он пришел к ней, как и обычно, в десять часов утра, ожидая застать Мурасаки Мак-Брайд за компьютером, в удобном простом костюме в стиле ретро, точнее, в стиле матушки-гусыни, который она носила, работая дома: длинная сборчатая юбка, блузка с высоким горлом, застегнутая брошью из слоновой кости, домашней вязки шаль. Но оказалось, что ее нет на месте, и он прошел по ряду устроенных на японский манер высоких просторных комнат, мягко, как кошка или ниндзя, ступая по татами и спрашивая себя, а не случилось ли чего.
«Кх-кхм, Урсула?» — позвал он наконец неуверенно. Она настояла, чтобы он называл ее именем, данным ей при крещении, и он подчинился, хотя и признался Гуннару Наганума, что это давалось не легче, чем если бы королева Елизавета попросила его называть себя Бетти Лу.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.