Призрак тайны - [34]

Кроме того, в ее обществе он чувствовал себя совершенно раскованно и свободно.

— Мне не хотелось бы затруднять вас, — сказал он прямо. — Я нисколько не обижусь, если вы скажете, что у вас есть какие-то свои планы. Но, если вы правда не возражаете, я хотел бы остаться. Мне у вас очень нравится.

На этом обмен любезностями закончился. Энергично покачав головой в знак того, что она не имеет ничего против, миссис Палмер отвела Чарли на второй этаж, чтобы показать ему комнаты. По правде говоря, то, как был выстроен этот необычный старый дом, интересовало Чарли гораздо больше, чем площадь спален и вид из окон, однако, когда он увидел комнату, которую миссис Палмер предназначила ему, он невольно замер на пороге. На мгновение Чарли показалось, что он снова стал ребенком и вернулся домой, и это было так неожиданно, что он буквально лишился дара речи и только глупо улыбался, обводя взглядом убранство небольшой, уютной спальни.

Широкая кровать на четырех столбиках была застелена верблюжьим одеялом, стены были обиты голубым вощеным ситцем, на каминной полке выстроились в ряд изящные фарфоровые статуэтки и модель парусника. На стенах висели картины — в основном морские пейзажи или корабли, несущиеся к горизонту на всех парусах. Как и в других комнатах, как он успел заметить, в камине были сложены березовые поленья, которые, казалось, только и ждали, чтобы кто-нибудь поднес к ним пылающую лучину, и Чарли почувствовал, что в этой комнате он способен прожить сколь угодно долго.

— Это… это просто великолепно, — проговорил он наконец, с трудом подбирая слова. Он был искренне благодарен миссис Палмер за ее гостеприимство. Везде в доме было так чисто, так уютно, словно она каждую минуту ожидала приезда любимых родственников или многочисленных гостей, и Чарли захотелось, чтобы она знала, как он оценил ее усилия. И миссис Палмер, похоже, была очень довольна его похвалой. Ей вообще нравилось, когда в ее доме жили люди, способные по достоинству оценить порядок, который она поддерживала, не жалея ни сил, ни времени, — люди, которые знали толк в красивых вещах и понимали, чем она делится с ними.

Именно поэтому абсолютное большинство пансионеров, которые останавливались у нее, не были людьми случайными. Миссис Палмер никогда не давала объявлений в газету — все, кто когда-либо жил у нее, приезжали с рекомендательными письмами от общих друзей или прежних постояльцев. Что касалось жестяной таблички на калитке, то Глэдис повесила ее только в прошлом году, сама и не понимая — зачем.

Вот уже семь лет она сдавала комнаты гостям, и хотя деньги были для нее не самым последним делом, общение было для Глэдис гораздо важнее. Когда в доме полно народа, особенно не поскучаешь, да и сознание того, что наверху кто-то есть, что кто-то вот-вот придет с рыбалки или с прогулки, помогало ей справиться с одиночеством. К сожалению, все это бывало только летом; рождественских праздников Глэдис откровенно боялась, и приезд Чарли был для нее настоящим подарком судьбы.

— Я рада, что вам у меня нравится, мистер Уотерстон, — сказала она Чарли, который разглядывал картины на стенах, и он повернулся к ней со счастливой улыбкой.

— Хотел бы я посмотреть на того, кому здесь не понравится, — ответил он, и Глэдис снова подумала о своем сыне. В глазах ее Чарли заметил легкую тень печали, но, когда она заговорила, в голосе Глэдис звучали лишь легкие, шутливые интонации.

— Представьте себе, я знаю одного такого человека, — промолвила миссис Палмер. — Мой сын терпеть не мог этот захолустный городишко, и мои старые вещи тоже не вызывали в нем ни почтения, ни восторга. Он обожал все самое современное. Впрочем, я его не осуждаю. Он был военным летчиком во Вьетнаме и, когда его срок закончился, не захотел увольняться. Он закончил специальное техническое училище и стал испытывать самые современные истребители… Боже, как он любил летать!

В ее голосе и в ее глазах снова появилось что-то такое, что помешало Чарли спросить, что же случилось с ее сыном. Ему было совершенно очевидно, что для миссис Палмер это очень болезненная тема, однако она крепко держала себя в руках и даже продолжала улыбаться ему. Чего-чего, а мужества и силы ей было не занимать.

— Он и его жена — оба летали. После того как у них родилась дочь, они купили небольшой самолет… — В ее ярко-синих глазах задрожали слезы, и она сняла очки, чтобы вытереть их, но голос ее не дрогнул. — Признаться, эта затея была мне очень не по душе, но я ничего не могла сделать. Они бы просто не стали меня слушать, если бы я попыталась им помешать… Ведь рано или поздно дети становятся взрослыми, и родителям не остается ничего иного, кроме как позволить им поступать так, как они хотят.

Последовала долгая пауза, потом миссис Палмер добавила негромко:

— Они разбились под Дирфилдом четырнадцать лет назад… Все трое. Они летели навестить меня и взяли с собой девочку.

Чарли почувствовал в горле комок и судорожно сглотнул. Не отдавая себе отчета в своих действиях, он протянул руку, чтобы дотронуться до ее плеча. Эта женщина пережила самое страшное — такое, по сравнению с чем даже его горе казалось незначительным. Ее потеря была невосполнимой, даже если у нее были другие дети, в чем Чарли, кстати, почему-то сомневался.