Призрак Шекспира - [45]

— Пошел бы ты со своей наукой куда подальше. Если влюбишься без памяти, а тебе кукиш под нос — увидим, куда и денется эта полигамность. Патриархат давно прошел, дорогой мой, проснись. Теперь выбирают в основном женщины…

Невыразительное лицо девушки, ощутившей прилив крови от глуповатого разговора, разгорячилось: стало даже привлекательным, но парень этого не заметил, в который раз махнул рукой с бананом и молча направился к бутылкам.

На подоконнике, ближе к Олегу и Ольге, сидели две девушки с бутылками, наполненными явно не соком. Их тоже интересовал один из аспектов взаимоотношений женщин и мужчин.

— Ты представляешь, — говорила шатенка с коротко подстриженными волосами, — полез ко мне на первом же свидании.

— Ну, а ты? — спрашивала явно заинтересованная брюнетка с длинными прямыми волосами.

— Не ложиться же под куст в парке!

— Ты его отшила?

— Как тебе сказать… Мы же не дети. Я ему помогла успокоиться.

— Хоть приличное что-то было?

— Как у нашего Валентинчика.

— Ты не знаешь, почему он не пришел?

— Не знаю. Слышала, что подцепил какую-то свеженькую девицу.

— Вот свинья! Мало ему нас? Кандидат на кастрацию.

— Не закипай. Найдем другого. Мы с тобой всегда найдем выход из положения.

Все это говорилось обычным тоном, будто речь шла о ценах на картофель или о преимуществах кроссовок по сравнению с другой обувью.

Олина подруга, закончив весьма темпераментный разговор с долговязым рыжим парнем в джемпере на голое тело, пошла к двери, ведущей куда-то в глубь квартиры, и поманила Ольгу пальцем. Они ненадолго исчезли, а потом Ольга с разгоряченным лицом подошла к Гардеману.

— Пойдем, — прошептала она.

— Куда? — спросил Олег, полагая, что им указали на дверь.

— Пойдем, — повторила Ольга и потянула за собой Гардемана.

Квартира была огромная, не слишком опрятная, не убрана как следует, в широком коридоре, куда они вышли из гостиной, где бушевала гулянка, то тут, то там лежали окурки — просто на темно-красной затертой дорожке.

С коридора Ольга повернула направо в какой-то закоулок или нишу. Было темно, но дверь Олег усмотрел.

— Открывай, — тихо сказала Ольга, вкладывая ему в ладонь ключ.

Только тогда Олег понял: наконец. Молча он покопался в замке и открыл дверь.

В комнате было темно, только через окно, выходящее в пассаж, извне проникал свет фонарей.

— Закрой, — заговорщически сказала Ольга. — Быстро!

Наконец они с Ольгой остались одни. Сюда не доносились голоса разогретых вином гостей, никто не мог открыть двери. Глаза быстро привыкли к сумраку. Он и она увидели широкую оттоманку. Огромный ковер спускался со стены, накрывал четвероногий диван и спускался вниз, почти касаясь пола. Две подушки, зеркало в углу, коврик под ногами.

И Олег, и Ольга дрожали, обнимаясь и до боли прижимаясь губами.

Они пробыли в этой комнате до утра, постигая друг друга словно делают это впервые: сначала неумело, робко, как в лихорадке, а потом нежно и горячо, не смыкая век, иногда наблюдая себя в зеркале — современные Адам и Ева.

Почему спустя столько лет ему вспомнилась Ольга, теперь почтенная жена, мать, с отдельной своей жизнью? Кто знает.

Олег забыл, где он сейчас и зачем, собственно, здесь. Воспоминания — вещь молниеносная, за десяток секунд можно вспомнить целый кусок жизни, даже с подробностями, казалось, навеки погребенными во времени. Как будто прошла целая вечность, а на самом деле секундная стрелка часов на руке не сделала даже полного оборота по циферблату.

Гардеман был бы поражен, если бы мог убедиться в этом — ему показалось, что он ушел в неожиданные воспоминания на добрых полчаса.

Наконец Третьякова встала, что-то сказала Нине и двинулась по аллейке. «Давно бы так» — подумал Олег, выходя из своего укрытия, но тотчас остановился.

К Нине, сияя улыбкой, спешил муж, полковник Пальченко, который прошлым летом на даче так опрометчиво оставил Гардеману офицерскую плащ-палатку. Полковник поцеловал жену горячо, как любовник, потом сел рядом с ней, о чем-то оживленно рассказывая.

«Не везет» — констатировал Олег и отправился в ближайшее кафе, хозяин которого в первые погожие дни успел открыть обслуживание на террасе, где столики защищались от неожиданной непогоды цветными зонтами с рекламой немецкого пива.

Оглядываясь по дороге в кафе, Олег видел, как Нина встала со скамейки, как вдвоем с мужем степенно шла боковой аллейкой к выходу из сквера к автомобилю, припаркованному у бровки. Полковник открыл дверцу, усадил жену и сел возле нее. Авто отчалило и направилось куда-то в центр города.

«Обычная сценка обычной городской жизни, мир и благодать, гармония супружеского существования… Что тебе до этого, герой-любовник? Не наслаждаться же тем, что украсил рогами полковничью голову… А чем же, голубчик? Без лукавства, без наигрыша — чем? Любовью? Возможно…»

Олег сидел над тарелкой с сосисками, водрузив блюдечко на чашку кофе, чтобы не остыло быстро, одолевающие его мысли были малоутешительными. Там, в самом низу сознания или души, пульсировало ощущение, что он сам себе врет, что к Нине его тянет скорее по инерции, а если быть абсолютно точным — это было темное и мстительное чувство отставного любовника, которому больше всего хочется, чтобы последнее слово осталось за ним, чтобы не его бросали, а он…