Призрак Шекспира - [27]

Сергей молил Бога, чтобы этот генерал не выболтал, что зачинщиком быстрой женитьбы стал его приказ и перспектива дальнейшей карьеры подчиненного, потому что тогда вряд ли удалось бы убедить Нину, что им двигало только чистое и непреодолимое чувство.

Дело обстояло именно так — бравый майор влюбился в свою избранницу настолько, что первый его брак и те происшествия, которые случались потом у него с женщинами, показались несуществующими, что всего этого не было в прошлом, что он впервые приобщается к еще неизвестным ему глубинам чувств, и это смущало его совсем не романтическую душу, даже немного пугало.

Нина же с начала их знакомства поняла, что этот прямоспинный военный будет как воск в ее художественных руках, выполнять все ее желания, даже прихоти, с преданностью подчиненного, который обожает своего командира. Несмотря на разницу в возрасте, недостаток опытности, она, бессознательная наследница тысячелетнего женского опыта, к тому же актриса, настолько изучила характер, нехитрую натуру мужа, что могла быть уверена: за его бетонными плечами она будет чувствовать себя не как пленница, а как правительница дома, к тому же такая, что ее любят преданно и безоговорочно — может, не так уж изысканны проявления этого чувства, может, слишком прямолинейны, особенно в постели, зато она надежно устроена в быту и в театре чувствует себя не как легкий объект охоты местных самцов, а как надежно защищенная от похотливого глаза замужняя, расцветшая, самодостаточная женщина, преданная своей профессии и готова к служению театру не за жалкую плату, а во всю мощь призвания, ощущение которого не покидало ее.

Годы не медлили. Сергей стал начальником училища, получил в нарушение горсоветовских норм, шикарную трехкомнатную квартиру — правда, за счет фонда своего министерства — мол, потомкам потребуется пространство. Но потомков не было. Сначала Нина уговорила мужа подождать: еще молодая, затем, сейчас главное — театр для нее, карьера — для него; потом была неудачная беременность, Нина болезненно пережила выкидыш, врачи посоветовали год-второй воздержаться от беременности, и перепуганный Сергей носился с женой, как с фарфоровой вазой.

В театре наконец для нее лед тронулся: одну из главных ролей художественный руководитель отдал дублерше вместо своей жены, — его, Петриченко-Черного, достали разговоры о том, что репертуар сплошь строится на народной Третьяковой, а молодым хода нет. В киевской газете, рупоре министерства культуры, вышла статья, посвященная проблеме творческого роста молодого актерского поколения, и среди театров, где молодым было не сладко, были названы и они.

Именно тогда на горизонте появился новый актер, Олег Гардеман. Петриченко-Черный ввел его в несколько спектаклей, в одном из которых у Нины и Олега были сцены с объятиями и поцелуями. На репетициях все эти нежности только обозначались, а вот на сцене приходилось хитрить, чтобы зритель не заподозрил, что вместо настоящих чувств ему преподносят суррогат. Способов выйти из подобных ситуаций актерское племя насочиняло множество, и не было проблемой пользоваться теми приемчиками, но как-то Олег, войдя в роль по-настоящему, вполне натурально, страстно поцеловал Нину в губы, и она не могла — потому что роль! — сопротивляться. За кулисами Олегу от нее досталось, он извинился, но при этом так смотрел на Нину, что ошибиться было невозможно.

Дома, сидя перед старинным трюмо, купленным по дешевке на распродаже в мебельной комиссионке, которую конкуренты покрыли позором, Нина вспомнила тот поцелуй, и губы ее невольно сложились в загадочную улыбку. Хорошо, что не видел муж, потому что даже он, уверенный в своей половине на все сто процентов, он, военная душа с кожей носорога, мог бы разволноваться: что-то с женой не так.

Но полковник Пальченко в тот день рано улегся спать, потому что на рассвете должен был отправляться на полевые учения; ночью он обнял жену, рассчитывая на одобрение этого движения с ее стороны, но Нина не откликнулась, и Сергей, зная, что будет, если он начнет настаивать, повернулся на привычный правый бок и уснул.

День рождения Нины было принято отмечать на даче — лето, свобода, зелень, речка. Она звала своих товарок и коллег, он — сослуживцев. Кухней Нина не занималась, муж все заказывал в ресторане, напитки запасал загодя, так что гулять можно было бы и на второй день, если бы гости оставались на ночь, а если нет — училищный автобус с водителем дежурил по ворот участка, посреди которого стояла дача — два финских домика на кирпичном фундаменте, объединенные галерейки в одно архитектурное сооружение, немного странное, но удобное, просторное и толком спланированное. Дача была гордостью полковника Пальченко.

В то лето Нина пригласила Александра Ивановича с женой, театральных ветеранов Салунского и Шлыка, обоих тоже с их половинками, отставными актрисами, двух молодых актрис, с которыми водила дружбу, и Олега Гардемана, своего партнера в спектакле «Кошка на раскаленной крыше».

Сергей позвал в гости заместителя с беременной женой, начальников главных служб училища, тоже с половинами, а также девушек из столовой, чтобы именинница не имела хлопот с праздничным столом. Он был накрыт под открытым небом, от возможного дождя блюда, напитки и гостей защищал огромный навес, сымпровизированный из брезента списанных армейских палаток.