Призрак мисс Миранды - [31]

— Ради Бога, что это такое?

Но Таня молчала.

Я привстала на цыпочки в надежде увидеть источник пожара. Он был где-то на полпути к холмам Даунса, там фермер Уайтхаус начал косить сено. Я видела на фоне зарева очертания деревьев. В темноте с треском взлетали и гасли снопы искр.

— Силы небесные, — обратилась я к Тане, — это же пожар! Кто-то, должно быть, бросил горящий факел. Сгорят все стога у Уайтсайда.

Когда она и на этот раз не ответила, я вернулась. Таня продолжала смотреть в зеркало, и теперь, освещенные пламенем, в нем словно отражались несколько лиц.

Фоторепортеры, которых пресс-атташе пригласил на первую встречу, теснили друг друга, не в силах вместиться в оправу зеркала. Здесь же были мисс Сильвестр, Николас Пембертон и Гарри Хеннесси, администратор съемок и местные жители — Фред Дани и кузнец, капитан Коггин и Робби.

Помню, я сказала:

— Ну, тебе есть из кого выбирать.

А Таня ответила:

— И тебе тоже!

Затем раздался колокол пожарной тревоги. И в ту же секунду церковные часы пробили полночь.

— Мне стало так жалко ее, — начала мама. — И надеюсь, что я не совершила ошибки.

Стоял приятный спокойный вечер, и мы расположились в саду. Шла вторая неделя июля, и передо мной высилась груда экзаменационных работ. Мама же, как ни странно, взялась штопать носки.

Должна признаться, что при ее словах у меня екнуло сердце, потому что мама склонна к внезапным благородным поступкам, а если она начинает кого-то жалеть, то способна сделать все, что угодно. Но у меня были свои заботы, и, при всей занудности лежавших передо мной работ, я понимала, как они важны для моих десятилеток.

— Понимаешь, после пожара к ним относятся без особой доброжелательности.

— Да? И кто же именно?

— К кому — это ты имеешь в виду, дорогая? Конечно, к съемочной группе. Их осуждают.

— Ведь многие видели, как они носились с головешками.

— Знаю. Но Николас компенсировал все убытки Уайтхаусу. И, не считаясь со временем, помогал тушить пожар.

— Да. Но у сельских жителей свое отношение к огню. И ты это знаешь. Они всегда очень осторожны. Они утверждают, что несколько столетий эти ночные празднества обходились без всяких неприятностей. Вплоть до наших дней.

— Так и есть, дорогая. Это я и имею в виду. Какие-то хулиганы расписали мелом стенку нашего женского клуба — «Кино, убирайся домой!» И капитан Коггин очень неприязненно говорил со мной.

— Уверена, что он ничего плохого не думает, — заверила я ее. — Просто у него такой характер. Он закоренелый старый женоненавистник. И не умеет разговаривать с дамами.

— И, тем не менее, — покраснела мама, — есть группа людей, агрессивно настроенных.

Я промолчала. Пока я проверяла лежащие передо мной тетрадки, мои симпатии к этой группе стремительно падали. При своем скромном знании географии Чарли Данн назвал столицей США Голливуд, а главным предметом экспорта из Техаса — ковбойские фильмы.

Каждый день вокруг площадки толпились школьники. Их то и дело поражали однодневные хворобы, типа красноты в горле и головной боли, у них болели то уши, то спина, которые чудесным образом излечивались сами собой без помощи медицины — стоило только оказаться около реки, где шли съемки.

Я доподлинно знала, что многие из моих ребят, стоило им вернуться из школы, тут же запихивали в бумажный мешок бутерброды с булочками и проводили вечера, глазея сквозь прорехи в изгороди. Мне вряд ли стоит напоминать, что они забывали прихватить с собой домашние работы. В лучшем случае они вытаскивали бумагу и карандаш, чтобы получить автограф.

Я хотела продемонстрировать матери предельно неряшливую работу по арифметике Тима Броклбенка, на которой было столько чернильных разводов, словно Скотленд-Ярд брал у него отпечатки пальцев, как вдруг заметила, что на лице у нее появилось смущенное и растерянное выражение.

— В жизни не видела, чтобы кто-то так пугался животного, — пробормотала она, с надеждой глядя на меня добрыми серыми глазами.

— Кто именно, мама? — решила уточнить я. — И какого животного?

— Да, конечно же Сильвия, — удивленно уставилась она на меня. — О ней я и пытаюсь тебе рассказать. Сильвия Сильвестр. Ей я и сочувствовала сегодня, когда уже заканчивались съемки.

— А животное, насколько я понимаю, — это была ее лошадь?

— Да, дорогая.

— Могу себе представить, что лошадь тоже была не в восторге, — сказала я с нескрываемым ехидством, которое заставило маму обеспокоенно посмотреть на меня.

— Естественно, дорогая, что ее страхи передались и животному. С ним пришлось повозиться.

— Могу себе представить, — без всякого сочувствия сказала я.

— Сильвия была вся в слезах.

Поскольку мама явно ожидала чего-то большего, чем мое «ну-ну», я спросила:

— А как насчет ее дублерши?

— Она оказалась никуда не годной, хотя с лошадью справилась. Но не смогла ее пустить в галоп, бедняжка. Во всяком случае, все это выглядело совершенно неубедительно.

— Не повезло, — хмыкнула я. — Что же теперь делать мистеру Пембертону?

Мама, не скрывая торжества, гордо улыбнулась:

— В связи с этим, дорогая, у меня появилась блистательная идея.

Я подняла взгляд от груды тетрадок, и у меня снова екнуло сердце.

— Мама! — взмолилась я. — Прошу тебя! Хватит с меня твоих блистательных идей.