Призрак бродит по Техасу - [4]

Меня настолько покорила ее внешность, что я даже не восхитился грациозностью, с какой она пересекала полосы с разными векторами ускорения.

И тут она меня одарила… взглядом, хочу я сказать. Да, она замерла в повороте и поглядела на меня, такого жалкого, скорчившегося под черным плащом наподобие черной паукообразной обезьяны, и вдруг ее бесподобные глаза, встретившись с моими, глубокопосаженными, затененными капюшоном, излили в них жаркую любовь, а лукавые губки сложились в восторженную улыбку, словно я был воплощением тайной мечты, которую она лелеяла еще в предчувствии сексуальной зрелости.

Мое уныние исчезло, словно темные чары, развеянные Белой богиней во главе свиты нимф, охваченных страстью. Что мне шесть лунагравов? Терра — моя собственность! А сам я — граф Монте-Кристо (роль эту я играл дважды).

Все еще под покровом плаща я выдвинул узкие стержни из моих титановых многолучевой и локтевой костей, оперся на них, а также на работающую ногу и выпрямился. После чего выпрямился еще больше, так что моя голова оказалась на одном уровне с головами великанов. Карлики следили за моим распрямлением глазами, которые раскрывались все шире. Тут я заметил, что карлики, хотя роста были и разного, все горбились на высоте четырех с половиной футов — интригующая странность.

Наконец я окончательно выпрямился, оказавшись на пол головы выше великанов, замкнул оба коленных сустава моего экзоскелета и остался стоять на двух ступнях, а мои экзоноги от щиколоток до бедер превратились в несгибаемые колонки. Поза, хотя и шаткая, но вполне практичная — чем выше объект, тем легче он сохраняет равновесие. Я поспешно втянул стержни в запястья. Заметь их Билл, Квадратный Великан, он бы конечно заорал: "Потайное оружие!" Тем временем Эльмо обратился к моей миниатюрной Кармен:

— Давно пора, Лапонька. Если при тебе нет сигарет с начинкой, я тебя переброшу через колено и выдублю твою персиковую кожу! Черепуша, это Ла Кукарача[3], одна из моих светских секретарш. Лапонька, это мой закадычный дружок Черепуша из открытого космоса. Почитай его, как почитала бы президента Техаса, до того как он свихнулся.

Пропуская мимо ушей эти грубые, вульгарные, хотя, видимо, вполне доброжелательные замечания, я в три длинных стремительных шага приблизился к моей очаровательнице и склонился перед ней, пока мое скрытое капюшоном лицо не приблизилось к ее личику. Если вспомнить, что я обходился без коленных суставов, задрать мой закутанный в черное зад фута на два выше моей головы было немалым свершением. Поистине, поклон получился великолепный — грациозный и смелый.

Высунув руку из-под плаща, я завладел ее очаровательной ручкой, точно это была черная орхидея или обтянутый мягким бархатом мультижезл!

— Сеньора Таракана, несравненная! — пророкотал я нежно (и даже этот глухой раскат ее не испугал). — Я Кристофер Крокетт Ла Крус, весь-весь совершенно к вашим услугам! — И, втянув схваченный цветочек под капюшон, я осыпал его поцелуями.

Она, прерывая довольный смех и взмахивая длинными черными ресницами, шептала в направлении моего уха быстро и деловито, хотя и с нежностью:

— Сегодня на восходе луны, amado. За углом кладбищенской музыкальной эстрады, querido mio. А до тех пор — silencio![4] Женщинам и положено брать на себя практическую сторону романтической страсти.

Убедившись, что меня не только любят, но и желают, я вложил в свой покорный утвердительный шепот шипение страстного метеорита, пронзающего самогерметизирующуюся дурапластовую оболочку одного из пузырей, образующих Мешок.

Затем я красивым жестом вернул ей руку, распрямился до нормального роста и повернулся к остальным. У меня было такое ощущение, словно я только что великолепно произнес монолог Гамлета или острую тираду Сирано, и двойные выгнутые стены нашего "Сферического театра в невесомости" в самом большом пузыре Мешка вот-вот отразят шквал аплодисментов. Внутренний голос скомандовал: "Сбрось свой угрюмый плащ, Черепуша-Кристофер! Явись перед этими жалкими земляшками и своей прелестной возлюбленной каков ты есть!"

Движением Дракулы я сбросил черный плащ с капюшоном, умело полыхнув их алой подкладкой, и стал ждать восхищенных вздохов. Сюзи, охнув "свят, свят, свят!", закатила большие голубые радужки под лоб и хлопнулась в обморок. Подхватив ее на руки, Билл вскричал:

— Что я говорил?! Он в силовой броне!

Трое карликов отлетели назад и, наверное, выскочили бы из отсека, если бы Эльмо не закинул руку за спину и не ухватил их, не сводя с меня ошарашенного взгляда.

Один из схваченных карликов просипел: "Ла Муэрте Альта!", другой ахнул: "Эль Спектро!", третий пробормотал: "Эль Эскелето!"

Я рассвирепел. Ведь меня обозвали Высокой Смертью, Призраком и Скелетом. Когда люди тебя пугаются (если, конечно, того не требует роль), это не может быть приятно прекрасному доброму человеку и превосходному актеру.

Но прежде чем сказать что-то сокрушающее, что-то изничтожающее, я попытался увидеть себя их глазами.

Они, сделал я вывод, видят перед собой красивого, прекрасно сложенного человека с выразительным лицом, ростом в восемь футов восемь дюймов и массой в 147 фунтов с экзоскелетом и в 97 без него. Человек этот состоял из кожи, костей, сухожилий, хрящей, узких артерий и вен, разнообразных внутренних органов малых размеров, фантомных мускулов и высоколобого черепа с двумя узлами челюстных мышц. Его скрывал плотно облегающий черный костюм, позволяющий видеть только глубоко посаженные глаза и прекрасное трагическое лицо со, впалыми щеками.