Призрак бродит по Техасу - [26]

Я злорадно заметил, что позади нас уже не слышатся шаги — даже в отдалении. Втроем мы вступили в тень обители. А когда мы прошли под огромной аркой в смутных барельефах пушек, лошадиных морд с раздутыми ноздрями, мертвых индейцев и прочего, даже Фаннинович начал отставать и растворился во тьме. Эльмо пропыхтел:

— Одно я тебе скажу, Черепуша, и на этот раз от души: ты подлинный техасец аламовской породы. Я горд, что имел честь тебя узнать. — Он ухватил мою руку с такой порывистой искренностью, что у меня не возникло желания оттолкнуть ее. Затем он тоже растворился.

Я сделал еще два быстрых шага, а на третьем притормозил. Мой мозг вновь заработал — какой-то его уголок.

Из темной земли взметнулись два багровых луча и прощелкали мимо меня. Я ощутил вонь ионов и услышал за спиной дробное потрескивание. Оглянувшись, я увидел, что лазерные лучи разбрызгивают раскаленные добела осколки, шаря по основанию триумфальной арки. Краем глаза я разглядел Фанниновича, который, опутанный своими проводами, перекатывался по земле под защиту смутно белеющей стены. Пока что ему удалось избежать лазерного кинжала. Эльмо я нигде не обнаружил.

Затем от углов обители и из сада в меня ударили белые лучи, такие яркие и горячие, что мне показалось, будто я рассыпаюсь на атомы. Если бы с детства у меня не выработалась привычка мгновенно отводить глаза от включенных прожекторов, я бы ослеп.

Лучи эти не озарили края эльфов, разве что за эльфов сошли бы игрушечные солдатики ростом в четыре с половиной фута.

Обитель была буквально обнесена частоколом из лазерных, молниевых и других тяжелых орудий. Их обслуживали босые мексиканцы в медных кирасах, в медных шлемах, увенчанных разноцветными конскими хвостами. И все эти орудия были наведены на меня!

Наиболее естественным было бы задать стрекача. Но слепое бешенство прититанило меня к земле — злоба на Ламара и прочих, ловко использовавших меня как приманку в своей войне с президентом Остином; на самого себя: как я мог с такой легкостью поверить, будто Эльмо мне все наврал?

Будь я проклят, если эти толстопузые сукины дети, надежно укрывшиеся в окопах — своих окопах! — увидят, что я удираю!

Но меня все еще не пристрелили, хотя и по Фанниновичу, и по Эльмо был открыт огонь. Мексиканские солдаты уставились на меня, прямо как их орудия, завороженные моей высокой тонкой черной фигурой, моим ослепительно сверкающим экзоскелетом.

Тут на меня снизошло вдохновение, и я в миг претворил его в действие. Вскинув руки и разведя их так, что плащ распахнулся, полностью обнажив экзоскелет, я загремел во всю мочь:

— Я СМЕРТЬ! Yo soy la muerte! Yo soy el esqueleto! Валите отсюда! — Затем я свел руки и начал двигать ими горизонтально, словно смахивая все согбенные фигуры в кирасах за кулисы.

Они поддались. Один бросился бежать. Офицер в серебряном шлеме навел на него пистолет и был с шипением пронзен багровым лазерным лучом собственного солдата.

Тут уж они все обратились в бегство, а я опять зашагал прямо вперед и вверх по лестнице, которая вела на обширное крыльцо и к парадной двери. При моем приближении ее створки медленно раскрылись, и выяснилось, что изнутри они обшиты толстыми листами стали.

Вновь мне путь преградил полукруг зияющих дул и выпучивших глаза солдат в серебряных панцирях. Я разметал их, как предыдущих, и двинулся следом за ними все той же беспощадно ровной поступью. Мне все больше нравилась роль Смерти, Сокрушительницы армий. И тут до меня дошло, что я делаю именно то, чего от меня хотели Ламар и компания — обеспечиваю им бескровную победу. Но даже это не сразу угасило мой восторг.

Затем я увидел перед собой полукруг из стеклянных шкафов; их было по меньшей мере двадцать.

Я замер на месте. Смерть со всей приписываемой ей хитростью и гениальной способностью захватывать врасплох, вынудила меня остановиться. В каждом шкафу помещалась человеческая фигура в натуральную величину, с натуральным цветом лица и одетая по моде Терры — той или иной за последние полтораста лет. Самые ранние или самые древние были высотой около шести футов, но дальше по полукругу они становились все выше, достигая восьми футов и более.

По знакомым историческим гравюрам я узнал американцев Кеннеди и Джонсона и сообразил, что вижу перед собой президентов Техаса.

Они в свою очередь угрюмо смотрели на меня — и старики, и пожилые, и относительно молодые. Красивые лица, суровые лица, лица с обвислыми щеками и крохотными глазами, печатью распутства и алчности.

В полумраке все они казались живыми. Я подумал, что ранние вылеплены из воска, но более поздние внушали сомнения: мне вспомнилось, как древние русские мумифицировали трупы своих прославленных мертвецов — или, во всяком случае, изготовляли из них чучела.

Тут я услышал скрипучий голос и посмотрел вверх.

На высоте четырех-пяти этажей виднелся великолепный купол из цветных стекол — пронизывая их, лунные лучи словно подкрашивались. Под ним широкими изящными витками раскручивалась спираль лестницы с кружевными перилами из темного металла. Тут как будто и впрямь начинался край эльфов.

Что доказывалось и присутствием людоеда. Людоеда в стеганом халате, над которым маячила багровая физиономия, инкрустированная парой кабаньих глазок под растрепанными седыми лохмами и съехавшим на ухо золотым венком. Он перевешивался через перила где-то на уровне второго этажа, положив на стеганый локоть старинный двуствольный дробовик.