Призрак Бомбея - [31]
— Старый дурень умеет готовить баклажан по-могольски, расмалай[102] и всякие вычурные блюда, а вот посадить семечку в мою утробу ему слабо, — пробурчала Парвати только для вида.
Из-за дверного косяка показалось лицо Мизинчика.
— Хай-хай, смотри-ка, а нас подслушивают, — сказала Парвати, не отрываясь от белья, и кивнула на девочку.
— Надо чего-нибудь, Мизинчик-дм? — спросила Кунтал, споласкивая руки.
Мизинчик покачала головой и, войдя в ванную, уселась на деревянный табурет:
— Помыться можно?
— Прикажешь нам все бросить и уйти? — в раздражении воскликнула Парвати.
— Нет-нет-нет! — успокоила ее Мизинчик. — Я могу и при вас.
Парвати и Кунтал переглянулись и пожали плечами.
Мизинчик стала раздеваться:
— Ты любишь Канджа?
— Хай-хай, ну и вопросики, — Парвати поправила локтем сари. — Я не обязана его любить — он же мой муж.
— Ну конечно, любит, Мизинчик-дм, — ответила Кунтал, щелкнув языком. — Она это говорит только из-за меня.
— А чего ты вскочила в такую рань? — перебила Парвати.
— Не спится.
— Не спится? — переспросила Кунтал. — Что-то стряслось?
— Маджи не верит мне! — выпалила Мизинчик, в глазах у нее стояли слезы.
— Не верит? Насчет чего?
— Насчет призрака. Тут, в ванной, — привидение!
— Привидение? — Парвати отложила валек и понимающе взглянула на Кунтал. — Ого, ну, значит, приспела пора.
— Ara, — согласилась Кунтал. — Тебе ведь уже тринадцать.
— Со дня на день из твоей су-су[103] пойдет кровь, — буднично сказала Парвати. — Живот жуть как разболится. Будешь вонять, тебя не пустят на кухню, да и в комнату для пуджи тебе путь будет закрыт.
— Это месячные? — спросила Мизинчик. Она слышала о них от Милочки.
— Ничего страшного, Мизинчик-ди. Все девушки через это проходят.
— Не так уж это безобидно, — вставила Парвати, ткнув пальцем в Мизинчика. — Теперь ты сможешь рожать. Если, конечно, муж попадется с нормальной штуковиной, а не то что мой.
— А как же привидения? — спросила Мизинчик.
— Мои первые месячные случились уже в Бомбее, — продолжала Парвати. — Меня мучили кошмары. Видела Бабу как наяву, но это был сон. Ого, как он на меня смотрел! Сердился, что мы уехали из Бенгалии. Но ведь они сами нас бросили! И нечего теперь на меня дуться!
— Это было давным-давно, Мизинчик-ди, не думай, — успокоила Кунтал.
— Что с ними? — спросила Мизинчик.
Парвати швырнула валек, вздохнула и вышла.
Кунтал молча вернулась к стирке.
Воздух незаметно посвежел.
Мизинчик ополоснулась, по телу побежали мурашки.
— Тебе тоже холодно? — спросила она Кунтал.
Та покачала головой и потрогала ей лоб.
— При месячных чуть-чуть знобит, но это ничего, тело ведь охлаждается, на? Давай быстрей домывайся.
Мизинчик плеснула себе в лицо водой и открыла глаза. В ведре ей померещилась вспышка — черный всполох, и он почему-то ослепил. Затем, когда сморгнула, — красная и серебристая пульсация, на долю секунды.
— Ты видела? — вскрикнула Мизинчик.
Кунтал подняла глаза:
— Что видела?
— Всполохи в ведре!
Сощурившись, Кунтал заглянула внутрь и с сожалением покачала головой.
Мизинчик понуро одевалась.
— Ты веришь мне?
— Наступят со дня на день, — ласково сказала Кунтал. — В первый раз всегда как-то диковато…
Парвати вернулась с тонким пакетом, завернутым в старое сари. Она уселась на деревянный табурет и медленно, даже почтительно развернула желто-красную ткань бандхани[104].
— Ах, ди, — вздохнула Кунтал, догадавшись. — Мизинчик ведь еще маленькая…
— Она хочет знать, что произошло, и я покажу ей.
Номер газеты «Стэйтсмен» от 22 августа 1943 года. В пожелтевшем, забрызганном кровью конверте — целая страница с фотографиями изможденных женщин и детей, умирающих на улицах города.
— Видишь этот снимок? — ткнула Парвати. На зернистом черно-белом фото растянулась шеренга женщин с торчащими ребрами и осунувшимися лицами, а в углу к повозке прислонился расплывчатый мужчина. — Там, в конце, наши родители. В деревне был голод, и они уехали в Калькутту за едой.
Мизинчик не могла оторваться от смазанных фотографий, особенно от снимка с матерью в порванном сари в горошек.
— Нашли?
— Издеваешься? — крикнула Парвати, поглаживая фото. — Все оказалось враньем. В городе тоже еды не хватало. Они умерли прямо на улице.
Кунтал тихо заплакала:
— Ах, ди, зачем ты это хранишь?
— Чтобы помнить, — ответила Парвати, бережно заворачивая газету в ткань. — Нужно выживать любой ценой.
Муж и мужеедка
Статуэтки в комнате для пуджи блестели. Взяв по щепотке белой рисовой пудры, Маджи и Мизинчик нарисовали мандалы на черном мраморном алтаре. На изображение Сарасвати в рамке они повесили свежую цветочную гирлянду.
Маджи затянула мантру:
— Богиня Сарасвати, прекрасная, как жасминовая луна!.. Избавь меня от неведенья…
После молитв Маджи удобно уселась и вздохнула.
— Когда я была еще маленькой, рядом поселилась юная брахманка. Ей было лет тринадцать-четырнадцать, и она вышла замуж за соседского сына…
Маджи вспомнила, что эта девушка любила пить тревожно-яркие фруктовые сиропы с колотым льдом, что окрашивали ей язык: гуава — зеленым, джекфрут — желтым[105].
— Год спустя ее муж умер. С крыши я видела, как две женщины из касты брадобреев выволокли ее во двор. Девушка стала вдовой. С нее сняли драгоценности и одежду. Стерли со лба пунцовую точку и нарисовали погребальной золой линию от кончика носа до корней волос. Выбрили голову. Омыли тело холодной водой и закутали в грубое белое сари. А она все припадала к земле и горько плакала. Подняв глаза, она увидела меня на соседней крыше. Мне захотелось спуститься и защитить ее…
Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток. Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.
Как часто вы ловили себя на мысли, что делаете что-то неправильное? Что каждый поступок, что вы совершили за последний час или день, вызывал все больше вопросов и внутреннего сопротивления. Как часто вы могли уловить скольжение пресловутой «дорожки»? Еще недавний студент Вадим застает себя в долгах и с безрадостными перспективами. Поиски заработка приводят к знакомству с Михаилом и Николаем, которые готовы помочь на простых, но весьма странных условиях. Их мотивация не ясна, но так ли это важно, если ситуация под контролем и всегда можно остановиться?
Из экспозиции крымского художественного музея выкрадены шесть полотен немецкого художника Кингсховера-Гютлайна. Но самый продвинутый сыщик не догадается, кто заказчик и с какой целью совершено похищение. Грабители прошли мимо золотого фонда музея — бесценной иконы «Рождество Христово» работы учеников Рублёва и других, не менее ценных картин и взяли полотна малоизвестного автора, попавшие в музей после войны. Читателя ждёт захватывающий сюжет с тщательно выписанными нюансами людских отношений и судеб героев трёх поколений.
Александра никому не могла рассказать правду и выдать своего мужа. Однажды под Рождество Роман приехал домой с гостем, и они сразу направились в сауну. Александра поспешила вслед со свежими полотенцами и халатами. Из открытого окна клубился пар и были слышны голоса. Она застыла, как соляной столп и не могла сделать ни шага. Голос, поразивший её, Александра узнала бы среди тысячи других. И то, что обладатель этого голоса находился в их доме, говорил с Романом на равных, вышибло её из равновесия, заставило биться сердце учащённо.
Валентин Владимиров живет тихой семейной жизнью в небольшом городке. Но однажды семья Владимировых попадает в аварию. Жена и сын погибают, Валентин остается жив. Вскоре виновника аварии – сына известного бизнесмена – находят задушенным, а Владимиров исчезает из города. Через 12 лет из жизни таинственным образом начинают уходить те, кто был связан с ДТП. Поговаривают, что в городе завелась нечистая сила – привидение со светящимся глазами безжалостно расправляется со своими жертвами. За расследование берется честный инспектор Петров, но удастся ли ему распутать это дело?..
Если вы снимаете дачу в Турции, то, конечно, не ждете ничего, кроме моря, солнца и отдыха. И даже вообразить не можете, что столкнетесь с убийством. А турецкий сыщик, занятый рутинными делами в Измире, не предполагает, что очередное преступление коснется его собственной семьи и вынудит его общаться с иностранными туристами.Москвичка Лана, приехав с сестрой и ее сыном к Эгейскому морю, думает только о любви и ждет приезда своего возлюбленного, однако гибель знакомой нарушает безмятежное течение их отпуска.