Призрак Анил - [44]

Когда Сарат уехал на три дня в Коломбо, Анил почти не общалась с Анандой. Мастер, рисовавший глаза, превращался в пьяного шахтера, а тот, в свою очередь, в реставратора головы. Они с шумом передвигались по дому, не замечая друг друга; с первого же дня начатки вежливости были отброшены. Анил по-прежнему относилась к этому проекту как к причуде Сарата.

Вечером она уносила в амбар все оборудование, которое мог попортить дождь. К тому времени Ананда уже пил. Пока он не приступил к работе над головой, его привычка не внушала опасений. Теперь он легко раздражался, если кто-то переставлял его еду на кухне или когда ухитрялся порезаться перочинным ножом, что происходило регулярно. Однажды, когда она проводила замеры костей, он, пробираясь к дневному солнцу, задел саронгом о стол. Она прикрикнула на него, он повернулся и с яростью заорал в ответ. Затем последовал молчаливый и еще более яростный взгляд. Он удалился к себе, и Анил испугалась, что сейчас оттуда выкатится череп.

Вечером, выйдя из дома с фонарем, она отправилась его искать. Она была довольна, что он не явился к обеду (каждый готовил себе еду сам, но ели они вместе, молча). К половине одиннадцатого он еще не вернулся, и, прежде чем запереть дом — обычно это делал он, — она подумала, что стоит поискать его немного для порядка, и вышла с фонарем в темный двор.

Он лежал на низкой стене в бесчувствии, в одном саронге. Поставив на ноги, она взвалила его на себя и побрела назад.

Анил не любила пьяных. Не находила в них ничего забавного или романтичного. В прихожей, куда она его втащила, он рухнул на пол и мгновенно уснул. Разбудить его или сдвинуть с места было невозможно. Зайдя к себе в комнату, она вернулась с плеером. Маленькая месть. Надев на него наушники, она включила плеер. Том Уэйтс, поющий «Dig, Dig, Dig»[17] из «Белоснежки и семи гномов», проник в его мозг, и Ананда в ужасе вскочил. Должно быть, он решил, что слышит голоса мертвецов. Он закружился, словно был не в силах убежать от звуков внутри его, и наконец сорвал с головы провода.

Она сидела на ступеньках внутреннего двора. Освобожденная луна смотрела сверху вниз на то, что некогда было домом Викрамасинге. Анил прокрутила плеер до песни Стива Эрла «Бесстрашное сердце»[18] с ее замысловатым текстом. В худшие для нее времена она всегда ставила Стива Эрла. Когда она слышала одну из его песен о яростной утрате, кровь начинала гулко стучать в ушах, в движениях появлялись чувственность и тоска. Она, пританцовывая, переместилась во внутренний двор, мимо скелета Моряка. Ночь была ясной, и она оставила его здесь.

Но, раздеваясь в своей комнате, она вспомнила о нем, лежавшем под удушливой пленкой, вернулась и откинула пластик. Так ветер и ночь проникли внутрь Моряка. После сожжений и похорон он лежал на деревянном столе, омытый лунным светом. Анил вернулась к себе в комнату, великолепие музыки угасло.

Были ночи, когда Каллис лежал рядом с ней, едва касаясь ее кончиком пальца. Он спускался все ниже, целуя ее смуглое бедро, волосы, углубление внутри. Когда они были в разлуке, он писал, что любит звук ее дыхания в эти минуты, вдох и выдох, размеренные и непрерывные, как будто она готовится, как будто знает, что впереди ее ждет длинная дистанция. Его руки у нее на бедрах, лицо мокрое от влаги, ее раскрытая ладонь у него на шее. Или она сидела над ним и смотрела, как он кончает в ее быстро двигающуюся руку. Каждый слышал громкие нечленораздельные выкрики другого.

Перед ее глазами медленно брел Ананда — изнуренное тело горького пьяницы, по-прежнему без рубашки. Окидывая взглядом внутренний двор, он потирал руки и костлявую грудь, не догадываясь, что она прячется в одном из темных углов.

У ее рабочего стола он осторожно заложил руки за спину, чтобы ничего не повредить, и, наклонившись, глядел сквозь толстые стекла очков на ее кронциркули и карты регистрации массы тела, словно пребывал в тиши музея. Нагнувшись еще ниже, он обнюхал разные предметы. Научный склад ума, мелькнуло у нее в голове. Вчера она заметила, как тонки пальцы, ставшие из — за его работы коричневато-желтыми.

Ананда приподнял скелет и взял на руки.

Его действия ничуть не ужаснули Анил. Порой после многих часов напряженной работы у нее тоже возникало желание наклониться и взять Моряка на руки, напоминая себе, что он был таким же, как она. Что перед ней не просто улика, а человек, со своими достоинствами и недостатками, член семьи, житель деревни.

В момент внезапной вспышки политического насилия он выкинул вперед руки, которые ему сломали. Медленно походив взад-вперед с Моряком на руках, Ананда уложил его обратно на стол. И тут он увидел Анил. Она слегка кивнула, показывая, что не сердится, медленно встала и подошла к нему. Маленький желтый листок, слетев вниз, проскользнул сквозь ребра Моряка и затрепетал внутри.

В зеркале очков Ананды отражались две луны. Это были старые, полуразвалившиеся очки: стекла примотаны к оправе проволокой, дужки обернуты старой тканью, вернее, тряпкой — об нее можно было вытереть грязные пальцы. Анил хотелось обменяться с ним информацией, но она давно забыла тонкости когда-то общего для них языка. Она могла бы рассказать ему, каким образом измерения костей Моряка связаны с его осанкой и ростом. А он… бог знает, какие прозрения его посещали.