Призрачный сыщик - [62]

Метрах в ста от меня свет отражался от прекрасных золотистых волос девушки. Она стояла боком, я почти не видел ее лица, только чудесные волосы. Застыв, как статуя, она смотрела на фонари. Я увидел ее завороженно приоткрытые губы и на секунду обо всем забыл, пораженный этой красотой. Молли никогда не смогла бы вызвать такую оторопь, такое желание писать стихи, слагать оды коралловым губам и золотистым кудрям, уложенным в низкий узел. Такую девушку рисовал бы да Винчи, ей посвящал бы стихи Китс, ее лепил бы Микеланджело. А я…

Будь мы на балу, я сразу попросил бы меня ей представить. Галантное приглашение, пара ни к чему не обязывающих вальсов, а дальше она подарила бы мне кадриль, самый важный и романтический танец из тех, что сейчас в моде, после чего я храбро напросился бы к ее матери на чай.

Но все это – просто мечты. Сейчас мы были не на балу, а на улице перед фабрикой Каллахана, и я был мертв, а она – в шаге от того, чтобы ко мне присоединиться.

Я понял это, когда, глянув чуть правее, заметил мужчину, который пробирался к ней сквозь толпу. Это почти не стоило ему усилий – люди были так потрясены нездешним светом, что даже не замечали, когда их кто-то толкал. Мужчина подбирался к одинокой девушке четкими, экономными движениями, словно свет его не слепил и не заботил. На нем была шляпа с низкой тульей и давно вышедшими из моды широкими полями, – но если ты не гонишься за модой, а хочешь, чтобы никто не увидел твоего лица… Я помчался в сторону красавицы, расталкивая людей, – но я был слишком хилым. Толпа представляет собой непреодолимое препятствие, когда ты слаб, как котенок, а рядом нет Молли, способной отпихнуть любого, кто стоит не там, где ей бы хотелось.

Свою ошибку я осознал мгновенно: перестал толкаться и вместо этого начал просачиваться в зазоры между людьми, аккуратно, как призрак. И если добрые духи существуют, то я хотел лишь одного: на минуту стать хранителем этой блондинки, потому что если мужчина успеет, ее смерть ляжет на мою совесть. Это будет еще хуже, чем умереть самому: знать, что ты был так близко, почти успел спасти чью-то жизнь – и опоздал всего на секунду.

Я не смотрел, куда бегу, просто верил, что направление верное. Скользнул под рукой какого-то старика, и спина девушки оказалась прямо передо мной. Я резко обернулся, скорее ощутил, чем увидел чье-то приближение, но не успел никого разглядеть, потому что мне в живот вошел нож. Я удивленно замер. Мотнул головой. Увидел перед лицом рукав шерстяного сюртука и тупо подумал о двух вещах:

Это не сюртук Каллахана – пару минут назад я видел его на крыше в синем, а этот – серый, и вряд ли Каллахан, словно цирковой артист, умеет мгновенно переодеваться.

Этот человек понял, что я выслеживал именно его. У него и ножа-то в руках еще не было, когда я к нему бросился как лев, – а значит, я пришел сюда именно за ним, заранее зная, что он собирается сделать, оттого он и принял меры.

Я, кажется, умираю.

Пару секунд я потерял на размышления о том, как это неправильно: из меня торчит рукоятка ножа, лезвие раздирает что-то внутри, а я ничего не чувствую. Ни боли, ни неудобства. Возможно, так ощущает себя соломенное чучело, когда в него вонзается стрела на тренировке по стрельбе из лука: никак. А когда я наконец пришел в себя и огляделся, мужчины рядом уже не было.

Девушка почувствовала нашу возню и обернулась. В такой толпе она не могла разглядеть, что из меня торчит нож, и, наверное, подумала, что я какой-то уличный приставала, который пялится на нее.

– Вам бы… домой, – пробормотал я, завороженно разглядывая ее лицо.

Какая чудесная красавица. Я мог бы в нее влюбиться. Будь я Байроном, точно влюбился бы. Посвящал бы ей стихи. И, возможно, прозу.

Девушка взглянула на меня с неприязнью – вид у меня был очень уж странный, да и ослепительный свет подчеркнул все изъяны моей внешности. Потом она опустила глаза, увидела рукоятку ножа и пронзительно закричала.

Ну, зато теперь не пришлось уговаривать ее идти домой – она бросилась прочь так стремительно, что чуть шляпку не потеряла. У меня подогнулись колени. Забавно: меня вроде бы невозможно убить, но как же хочется прилечь.

Потусторонний свет ослепительно вспыхнул, потом резко выключился. Наверное, Каллахан принял крики красавицы за окончательное неодобрение своих устройств и решил, что демонстрацию пора прекращать. Я усмехнулся и с некоторым удивлением ощутил, как мой затылок встретился с брусчаткой. После яркого света мне показалось, что мир вокруг погрузился в кромешную тьму, затем рядом раздался еще один крик, и мощные руки оторвали меня от земли. Я приоткрыл глаза.

– Джон! Не смей! – голосила Молли, безуспешно пытаясь привести меня в сидячее положение.

Кто-то наступил мне на руку. Толпа очнулась от светового наваждения и пришла в движение. Мне стало интересно: они пытаются разбежаться или, наоборот, изучить источник удивительного света поближе? Я с трудом приподнял голову. Не поймешь, тем более что Молли загораживала обзор, прижимая меня к себе, как ребенок – любимую игрушку, которой оторвали лапу.

– Надо обговорить наши методы, – прохрипел я, чтобы не сгореть от неловкости при виде ее искреннего горя. – Если продолжим искать убийцу, будем заранее решать, где встретимся.