Призрачный светильник - [6]

. Томми пошутил, что это «папин дом», а Вольф в ответ пообещал сынишке показать завтра настоящих волков в парке Золотые Ворота.

Позднее Вольф пришел к выводу, что именно в этот день Лони взбрело в голову уехать обратно в колледж; на следующее утро ее точно не было среди тех, кто выслушивал рассказ Кассиуса, которому приснился Эстебан с гигантским пауком (но Тилли Хойт была — приехала рано и поспела к завтраку). Еще в этот день погодная служба сообщила по радио, что над северной частью Тихого океана формируется буря, которая пойдет на юг, в направлении Сан-Франциско.

* * *

Свой рассказ о чудном сновидении Кассиус сопровождал возбужденной и какой-то нервической болтовней на разные сторонние темы. Профессор выглядел слегка утомленным, как будто ночной сон не позволил ему отдохнуть и теперь он пыжился изо всех сил, стараясь утаить это обстоятельство. Вольф даже впервые задумался, а не устал ли его отец принимать гостей.

— Обычно сны мне не снятся, — начал наконец Кассиус, — так, всякие мимолетные обрывки, я вроде говорил Терри, но этой ночью я видел самый настоящий сон. Это ты виноват, Вольф, заставил залезть на чердак и порыться в добре Эстебана, о котором я и думать забыл. — Он кивком указал на черный цилиндр и на залитую искрящейся зеленью картину с леопардом. — Да, малыш Томми, твой папа, можно сказать, наслал на меня сновидение. — Кассиус наморщил нос и с комическим ужасом покосился на Вольфа. — Хотя нет, все не так было, да? Это я тебе рассказал и отвел тебя наверх. Моя вина, признаю. Видишь, малыш Томми, твоему дедушке нельзя верить, он такой старый, что ничего не помнит.

Ладно, вот что мне приснилось. Я стоял на чердаке, у фасадного окна, которое почему-то превратилось во французское окно девяти футов высотой и с желтыми шелковыми занавесками. В руке у меня был глубокий стакан с киршвассером. Увы, милая, — профессор повернулся к Терри, — во сне я иногда пью спиртное. Одно из немногих оставшихся мне удовольствий. Порой я пробуждаюсь и чувствую себя под хмельком после сна — так приятно…

Дом вокруг меня ходил ходуном, а чердак и вовсе словно сделался бальным залом. Толпа людей, всюду огни, музыка, этакая воплотившаяся фантазия алкогольного угара. Благословенная долина Гудленд тоже сотрясалась, до последнего камешка, до последней травинки. Я вдруг понял, малыш Томми, что твоя бабушка решила устроить большой праздник, на который пригласила всех на свете. А меня такие вечеринки всегда отпугивали… — Кассиус прервался и хлопнул себя по губам. — Опять соврал, — пожаловался он. — На самом деле я наслаждался этими вечеринками больше, чем Хелен. Она собирала народ, чтобы порадовать меня. Помни, малыш Томми, дедушке нельзя верить.

Так или иначе, я стоял на чердаке, на границе между былью и небылью, опираясь о дружелюбную темноту снаружи, ведь французское окно было чистейшей воды фикцией. — Он пояснил для Томми: — В английских парках развлечений есть такие аттракционы — ты вроде видишь лестницу, а ее нет. Делаешь шаг — и падаешь. Очень смешно. У англичан такой тонкий юмор…

Но во сне я обладал поразительным чувством равновесия. Мне было по силам пройти по канату с того места, где я стоял, до другого конца долины, попивая старый добрый киршвассер. И тут что-то — или кто-то — потянуло меня за штанину, как бы норовя опрокинуть.

Я посмотрел вниз и увидел нагого младенца ростом мне по колено, очаровательного херувимчика прямо с полотен Тьеполо или Тициана. Правда, мордашка у него была какая-то недобрая. Он дергал меня за штанину обеими руками. Тогда я выглянул в окно и различил внизу, подо мной, дверь нового погреба — знаете, из таких скошенных… Дверь была распахнута настежь, виднелась короткая череда ступенек, а из глубины лился свет, будто веселье шло и в подвале.

Впрочем, зеленоватый оттенок этого света сигнализировал об опасности, и предупреждение было нелишним, поскольку в этот миг из подвала ко мне метнулся громадный желто-зеленый паук с восемью светящимися глазищами и с длинными лапами. Первая пара лап смахивала на щупальца кальмара, и по их длине я понял, что они дотянутся до чердака.

Некое непривычное ощущение заставило меня опустить голову, и я увидел, что херувим отпустил мою штанину и не удержался на пухлых ножках (крыльев, как на картинах, у него не было и в помине).

Одной рукой я успел подхватить голенького младенчика, а тыльной стороной другой (о, мое чувство равновесия было идеальным) отпихнул паучьи шупальца, готовые сомкнуться вокруг херувима.

В то же мгновение я сообразил, что чудовище не более чем плюшевая игрушка, обмазанная каким-то светящимся составом, что глаза — просто блестки и что меня бессовестно пытались разыграть.

Кассиус глотнул остывший кофе и закурил очередную сигарету.

— Что ж, на сем эта часть сна закончилась. Потом я осознал, что уже стою на темном склоне холма рядом с домом, где продолжается гульба, и прикидываю, на сколько дюймов склон сместился вниз после недавнего дождя (сказать по правде, он никуда и никогда не смещался), одновременно гадая, что произойдет после следующего дождя, — короче, я предвидел сегодняшнюю перемену погоды. Тут кто-то негромко окликнул меня по имени.