Призрачный снимок - [14]
РЕНТГЕНОВСКИЙ СНИМОК
Несколько лет назад я прикрепил к стеклу балконной двери, прямо напротив письменного стола, случайно найденный в папке для рисунков рентгеновский снимок левой стороны моей груди, сделанный 20 апреля 1972 года, когда мне было семнадцать лет. Свет проходит через синеватое переплетение костных линий и расплывчатое изображение органов, словно через витраж, но, повесив здесь, на виду у всех (как моих посетителей, так и соседей) этот рентгеновский снимок, я выставил напоказ более интимное, нежели ню, самое интимное свое изображение, заключающее тайну; любой студент-медик мог бы расшифровать его. У меня дома больше нет ни одной моей фотографии, меня бесят в чужих домах фотографии их владельцев, я повесил здесь, испытывая удовольствие эксгибициониста, снимок своих основных отличий…
ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ
Меня страшно раздражают обложки романов с кадрами, демонстрирующими исполнителей главных ролей из экранизации книги. Например, снимки Жерара Филипа повторяют бессчетное количество раз, так как всем кажется, что его лицо более остальных подходит для воплощения образа главного героя. Я хочу читать «Идиота», я хочу читать «Красное и черное», но я не хочу, чтобы это лицо (которое, тем не менее, мне симпатично) постоянно напоминало о нем, сообщая мне каждый раз, когда я беру книгу: «Князь Мышкин, Жюльен Сорель — все это я, не забывай об этом», тогда как я склонен (и это одно из самых сильных удовольствий, которое я испытываю при чтении) медленно составлять их образ из повествования Достоевского и Стендаля. Князь Мышкин и Жюльен Сорель, вот кого я хочу, и может сложиться так, что в какой-то момент я сам пожелаю быть ими, поэтому я отрезаю обложку книги или же, рискуя ее изуродовать, оборачиваю чистой непрозрачной бумагой, на которой заново буду рисовать в уме некое лицо или ждать, когда оно, словно из ванночки с проявителем, покажется само собой.
ГОСТИНИЧНЫЙ НОМЕР
Если гостиничный номер выглядит так, что его невозможно сфотографировать (или если можно сказать, что не возникает никакого желания это сделать), значит, это плохой номер. Когда приезжаешь в какой-нибудь город, первым делом хочется сфотографировать свой номер, словно чтобы пометить свою территорию, сфотографировать свое отражение в зеркалах, словно чтобы отметить свою временную принадлежность, словно чтобы снизить выплаченную за это дань, словно чтобы получить первое свидетельство своего присутствия. Или заходишь в гостиничный номер, чтобы сразу заняться в нем любовью.
ПРИМЕР СНИМКА, СДЕЛАННОГО ВО ВРЕМЯ ПОЕЗДКИ
Приезду в незнакомый город сопутствует некое зрительное возбуждение, подвижность, ненасытная визуальная потребность: это радость «неприученного» взгляда (вероятно, дело в ином освещении, иных лицах, иной архитектуре, иных вывесках магазинов и наружной рекламе). На следующий день после приезда я использую три кассеты с пленкой, и мне нужно три дня, чтобы доснять четвертую… Для меня фотографии, сделанные во время поездки, демонстрируют особую динамику, некую истерию, которая очень быстро сходит на нет.
На автобусном вокзале Кракова я останавливаюсь, чтобы снять пожилую женщину и пожилого мужчину, закутанных в черное тряпье, со свесившимися во сне головами, временами вздрагивающими за железной перекладиной, которая их удерживает, телами, зажатыми между поручнями возле карты дорог, вот они, скрюченные, изнуренные, сдавленные за перекладиной, будто огромные марионетки в ящиках на витрине. Т. начинает меня бранить за то, что я делаю этот снимок, и мне становится интересно, почему он так протестует: физически я мог сделать эту фотографию, потому что мне не надо было сталкиваться взглядами с мужчиной и женщиной, они спали, фотография не могла причинить им никакого вреда, в нее лишь частично могли попасть их соседи, их соотечественники. Т. спрашивает, отчего я решил сделать снимок, и, может быть, ошибаясь, я объясняю, что этот кадр очень сильно меня взволновал, однако не из-за того, что он как-то касается меня социально. Т. говорит мне: «Подобные снимки делали уже сотни раз, и твой кадр представляет какой-либо интерес только потому, что ты живешь в другом месте», и это кажется мне одновременно и верным, и глупым. Верным, потому что действительно фотография имеет некую ценность лишь при определенном перемещении во времени и пространстве. Глупым, потому что эта фраза высмеивает мое мгновенно возникшее желание и заставляет меня задуматься: если я задумаюсь, то не смогу сделать снимок.
В ресторане Т. снова раздражается, потому что я фотографирую двух официантов, которые забираются на стулья, чтобы прибить афишу, и я говорю ему:
— Неужели ты не понимаешь, что мне необходимо представить себя на месте фотографа, чтобы написать свой текст о фотографии?
— Но ведь ты даже не понимаешь того, что написано на афише.
ФОТОГРАФИЧЕСКИЙ ПОЧЕРК
Когда Гете в «Итальянском путешествии» (1786–1788) пишет: «Я поднялся на башню Сан-Марко, с которой можно наслаждаться особым видом. Это было около полудня, и погода стояла столь ясная, что я видел все очень далеко без подзорной трубы. В лагунах, покрытых волнами, стояли на якоре две или три галеры и много фрегатов; обратив взор в сторону Лидо, я наконец-то увидел море! Вдали вырисовывалось несколько парусов; на севере и на западе эту прекрасную картину достойно обрамляли горы Тироля и Падуи», — он как будто делает во время путешествия снимок, подбирает вид на почтовой открытке. Когда дальше в том же пассаже о Венеции он пишет по поводу одного монастыря Палладио: «Пройдя под колоннадой, можно войти в большой внутренний двор; здания, которые должны были его окружать, достроены лишь с одной стороны, ее образуют три яруса с колоннами, один выше другого. На нижнем этаже — паперти, на втором этаже — галерея с аркадами, ведущими в кельи, на третьем — голые стены и окна. Лишь основания колонн и своды сделаны из камня, все остальное из кирпичей, но из таких, каких я больше нигде не видел; куски сформованной, а затем обожженной глины соединены друг с другом с помощью невидимого раствора», — Гете как будто делает сначала общую архитектурную съемку, потом выделяет детали, различие материалов, как, например, Ренгер-Патч, когда он снимал крупные планы различных конструкций или машин.
«Когда Гибер небрежно позволяет просочиться в текст тому или иному слову, кисленькому, словно леденец, — это для того, читатель, чтобы ты насладился. Когда он решает “выбелить свою кожу”, то делает это не только для персонажа, в которого влюблен, но и чтобы прикоснуться к тебе, читатель. Вот почему возможная неискренность автора никоим образом не вредит его автобиографии». Liberation «“Одинокие приключения” рассказывают о встречах и путешествиях, о желании и отвращении, о кошмарах любовного воздержания, которое иногда возбуждает больше, чем утоление страсти».
Роман французского писателя Эрве Гибера «СПИД» повествует о трагической судьбе нескольких молодых людей, заболевших страшной болезнью. Все они — «голубые», достаточно было заразиться одному, как угроза мучительной смерти нависла над всеми. Автор, возможно, впервые делает художественную попытку осмыслить состояние, в которое попадает молодой человек, обнаруживший у себя приметы ужасной болезни.Трагической истории жизни сестер-близнецов, которые в силу обстоятельств меняются ролями, посвящен роман Ги де Кара «Жрицы любви».* * *ЭТО одиночество, отчаяние, безнадежность…ЭТО предательство вчерашних друзей…ЭТО страх и презрение в глазах окружающих…ЭТО тягостное ожидание смерти…СПИД… Эту страшную болезнь называют «чумой XX века».
Роман французского писателя Эрве Гибера «СПИД» повествует о трагической судьбе нескольких молодых людей, заболевших страшной болезнью. Все они — «голубые», достаточно было заразиться одному, как угроза мучительной смерти нависла над всеми. Автор, возможно, впервые делает художественную попытку осмыслить состояние, в которое попадает молодой человек, обнаруживший у себя приметы ужасной болезни.* * *ЭТО одиночество, отчаяние, безнадежность…ЭТО предательство вчерашних друзей…ЭТО страх и презрение в глазах окружающих…ЭТО тягостное ожидание смерти…СПИД… Эту страшную болезнь называют «чумой XX века».
В 1989 году Эрве Гибер опубликовал записи из своего дневника, посвященные Венсану — юноше, который впервые появляется на страницах книги «Путешествие с двумя детьми». «Что это было? Страсть? Любовь? Эротическое наваждение? Или одна из моих выдумок?» «Венсан — персонаж “деструктивный”: алкоголь, наркотики, дикий нрав. Гибер — светловолосый, худой, очаровательный, с ангельской внешностью. Но мы ведь знаем, кто водится в тихом омуте… — один из самых тонких, проницательных и изощренных писателей». Le Nouvel Observateur «Сила Гибера в том, что нежности и непристойности он произносит с наслаждением, которое многие назовут мазохистским.
За свою короткую жизнь Эрве Гибер (1955—1991) успел стать выдающимся писателем, не менее выдающимся фотографом, блистательным критиком, журналистом, сценаристом и режиссером. По его сценарию снял фильм Патрис Шеро. Его знал Тарковский. Его обожала Изабель Аджани. С ним дружили Ролан Барт и Эжен Савицкая. Он был возлюбленным Мишеля Фуко. Поводом для «Путешествия с двумя детьми» послужила поездка Эрве Гибера и его приятеля, известного фотографа Бернара Фокона в Марокко.«В “Путешествии с двумя детьми” есть отчаяние и желание взлететь выше, которые заставляют думать о мистических поисках.
Гибер показывает нам странные предметы - вибрирующее кресло, вакуумную машину, щипцы для завивки ресниц, эфирную маску, ортопедический воротник - и ведет в волнующий мир: мы попадаем в турецкие бани, зоологические галереи, зверинец, кабинет таксидермиста, открывая для себя видения и страхи писателя и фотографа. Книга, задуманная и написанная в конце 70-х годов, была опубликована незадолго до смерти писателя."Порок" нельзя отнести ни к какому жанру. Это не роман, не фотоальбом. Название книги предвещает скандал, однако о самом пороке не говорится явно, читателя отсылают к его собственным порокам.Где же обещанное? Возможно, порок - в необычном употреблении привычных вещей или в новой интерпретации обыкновенного слова.
Все, что казалось простым, внезапно становится сложным. Любовь обращается в ненависть, а истина – в ложь. И то, что должно было выплыть на поверхность, теперь похоронено глубоко внутри.Это история о первой любви и разбитом сердце, о пережитом насилии и о разрушенном мире, а еще о том, как выжить, черпая силы только в самой себе.Бестселлер The New York Times.
Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.
Эллен хочет исполнить последнюю просьбу своей недавно умершей бабушки – передать так и не отправленное письмо ее возлюбленному из далекой юности. Девушка отправляется в городок Бейкон, штат Мэн – искать таинственного адресата. Постепенно она начинает понимать, как много секретов долгие годы хранила ее любимая бабушка. Какие встречи ожидают Эллен в маленьком тихом городке? И можно ли сквозь призму давно ушедшего прошлого взглянуть по-новому на себя и на свою жизнь?
Самая потаённая, тёмная, закрытая стыдливо от глаз посторонних сторона жизни главенствующая в жизни. Об инстинкте, уступающем по силе разве что инстинкту жизни. С которым жизнь сплошное, увы, далеко не всегда сладкое, но всегда гарантированное мученье. О блуде, страстях, ревности, пороках (пороках? Ха-Ха!) – покажите хоть одну персону не подверженную этим добродетелям. Какого черта!
Представленные рассказы – попытка осмыслить нравственное состояние, разобраться в проблемах современных верующих людей и не только. Быть избранным – вот тот идеал, к которому люди призваны Богом. А удается ли кому-либо соответствовать этому идеалу?За внешне простыми житейскими историями стоит желание разобраться в хитросплетениях человеческой души, найти ответы на волнующие православного человека вопросы. Порой это приводит к неожиданным результатам. Современных праведников можно увидеть в строгих деловых костюмах, а внешне благочестивые люди на поверку не всегда оказываются таковыми.
В жизни издателя Йонатана Н. Грифа не было места случайностям, все шло по четко составленному плану. Поэтому даже первое января не могло послужить препятствием для утренней пробежки. На выходе из парка он обнаруживает на своем велосипеде оставленный кем-то ежедневник, заполненный на целый год вперед. Чтобы найти хозяина, нужно лишь прийти на одну из назначенных встреч! Да и почерк в ежедневнике Йонатану смутно знаком… Что, если сама судьба, росчерк за росчерком, переписала его жизнь?
«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.
От издателя Книги Витткоп поражают смертельным великолепием стиля. «Некрофил» — ослепительная повесть о невозможной любви — нисколько не утратил своей взрывной силы.Le TempsПроза Витткоп сродни кинематографу. Между короткими, искусно смонтированными сценами зияют пробелы, подобные темным ущельям.Die ZeitГабриэль Витткоп принадлежит к числу писателей, которые больше всего любят повороты, изгибы и лабиринты. Но ей всегда удавалось дойти до самого конца.Lire.
«Дом Аниты» — эротический роман о Холокосте. Эту книгу написал в Нью-Йорке на английском языке родившийся в Ленинграде художник Борис Лурье (1924–2008). 5 лет он провел в нацистских концлагерях, в том числе в Бухенвальде. Почти вся его семья погибла. Борис Лурье чудом уцелел и уехал в США. Роман о сексуальном концлагере в центре Нью-Йорка был опубликован в 2010 году, после смерти автора. Дом Аниты — сексуальный концлагерь в центре Нью-Йорка. Рабы угождают госпожам, выполняя их прихоти. Здесь же обитают призраки убитых евреев.
Без малого 20 лет Диана Кочубей де Богарнэ (1918–1989), дочь князя Евгения Кочубея, была спутницей Жоржа Батая. Она опубликовала лишь одну книгу «Ангелы с плетками» (1955). В этом «порочном» романе, который вышел в знаменитом издательстве Olympia Press и был запрещен цензурой, слышны отголоски текстов Батая. Июнь 1866 года. Юная Виктория приветствует Кеннета и Анджелу — родственников, которые возвращаются в Англию после долгого пребывания в Индии. Никто в усадьбе не подозревает, что новые друзья, которых девочка боготворит, решили открыть ей тайны любовных наслаждений.