Призрачно всё... - [13]

Сколько она выревела потом, сколько предпринимала попыток достучаться до любимого, — все тщетно. Разговор с профессором-психиатром, который консультировал ее «Венечку» вскоре после выхода того из комы, ей почему-то запомнился.

Профессор все время проверял, крепко ли дужки очков держатся за раковины его оттопыренных ушей, при этом не уставал повторять, что подобные случаи в его практике были неоднократно.

— Видите ли, милочка, — мурлыкал он, то и дело проводя пухлыми ладошками по заушинам. — Мы живем в сумасшедшее время, в сумасшедшей стране. Наркотики, алкоголь… Да что я говорю, вы все сами видите и знаете…

— Веня не пил, наркотики не употреблял! — категорично заявила Кристина. — И не курил, у него был диабет!

— Я все понимаю, деточка. И не про то совсем говорю… Психическая патология множится, приобретая новые формы. Слово «шизофрения», думаю, тебе знакомо? — Он замолк на мгновение, пристально взглянул ей в глаза поверх очков и, дождавшись кивка, продолжил: — Одним из классических ее признаков, как мы знаем по голливудским фильмам, является раздвоение личности.

Дальше слушать она не могла. Взметнув вверх кулачки, разревелась. Слезы душили ее, не давая говорить:

— Что вы мне зубы заговариваете?! При чем здесь Веня?! Он нормальный был. Кто его украл у меня? По какому праву?

Когда ей накапали валерианки, профессор продолжил:

— Личности не обязательно живут в пораженной болезнью психике параллельно, они могут, и это важно понять, последовательно сменять друг друга. До двадцати лет, скажем, одна подавляла другую, но после двадцати, к примеру, та, подавленная, вдруг вырвалась из-под опеки и заявила о себе. Это может быть единственным проявлением болезни. Так и с вашим… э-э-э… Вениамином, кажется. Он… просто перестал им быть. Вот так взял и перестал, как это ни смехотворно звучит. Его сменил кто-то другой, понимаете? Доселе не известный. Они как бы поменялись местами. Я понимаю, это дико звучит, но с этим приходится мириться, хотим мы или нет. Сейчас он — победитель, просто взял и вытеснил прежнего хозяина из его оболочки. Выждал, так сказать, удобный момент…

— Удобный момент — это кома? — уточнила притихшая Кристина. — И надолго… вытеснил? Когда мой Венечка обратно вернется?

— Кто ж знает! — развел руками профессор. — Бывают такие формы, когда обе личности контактируют друг с другом, советуются — в общем, живут, как братья. А случается, что их пути никогда не пересекаются. Один приходит на смену другому. И один не подозревает о существовании другого.

— А где же другой в это время находится?

— Спит, попросту говоря, — ухмыльнулся профессор. — Находится в заторможенном состоянии, заблокирован. Может находиться в нем сколь угодно долго. Ему не требуется в это время ни воздух, ни пища, вы понимаете?

Она понимала одно: ее Дельфина больше нет, и никогда не будет. Какие бы профессора ее ни утешали, какие бы бредни ни рассказывали. А поскольку все «перерождение» происходило на ее глазах (она не отходила от Вени ни на шаг), то и винить в произошедшем некого.

Вот, значит, как: ее Венечка где-то рядом, дремлет. Как же его пробудить? И где гарантия, что, раз пробудившись, он вновь не «уснет» в самый неподходящий момент?! Чехарда получается.

Кажется, она немного задремала. Кровать под Венечкой внезапно заскрипела, и глухой незнакомый голос влетел в ухо:

— Ты даже представить себе не можешь, какие страшные годы это были, — бледно-зеленый, как изнанка медузы, Венечка сидел перед ней, его худые коленки ходили туда-сюда. — Как все просочилось в прессу, одному Богу ведомо. Казалось, нас ждет впереди хаос.

— Венечка, ты о чем? — отшатнулась она от него, едва не упав со стула. — Какие годы? Какая пресса?

Он внезапно зажмурился, как бы считая в уме, потом взмахнул руками:

— Когда эрмикцию открыли. Голографическое перемещение во времени. Всем захотелось вдруг жизнь заново прожить, представляешь?! Все ее жили не так, как хотели бы. Массовое паломничество началось. А того не учли, зулусы, что в прошлом должна быть маленькая такая, — Вениамин показал костлявыми пальцами размер, — махонькая-махонькая, но все же… клиническая смертушка. Посадочная площадка! Иначе как…

— Что ты несешь? — закричала, затопала ногами Кристина. Ей показалось, что если она сейчас не остановит своего любимого, то через минуту начнет ему поддакивать, кивать головой: дескать, понимаю, верю, не сомневаюсь… Уж лучше в петлю, чем в такое… соглашательство.

Псевдо-Вениамин вдруг замолчал, громко икнул, скользнул по ней взглядом, чему-то усмехнулся. Потом вскочил с кровати, протиснулся мимо заплаканной Кристины и, крадучись, выскользнул из палаты. Она не пыталась его остановить. Зачем?

Крутой попкорн

Две бутылки боржоми были опростаны в считанные секунды. Смачно отрыгнув, Савелий уронил голову на стол:

— Кто бы знал, как паршиво мне сейчас! Никого не хочу видеть, пошли все отсюда! Вон! — промычал он и ударил кулаком по столу так, что одна из бутылок упала и покатилась.

Едва успев подхватить ее, Ольга уселась на табурет рядом с сыном. Подобные состояния у Савелия случались часто, он называл это — «раскумариваться». В такие дни он ничего не ел, много пил и злился на всех и вся.