1
– Вижу, вы достойный писатель. Аж сердце радуется, – произнесла уполномоченная, рассматривая фотографию на свет. – Смотрите, какая на вас папочка. – Она придвинула ко мне кипу подшитых листов.
– Разрешите взглянуть? – попросил я.
– Извольте, – на старинный лад ответила она.
Уполномоченная преувеличила, сказав, что папка посвящена целиком мне.
Помимо скриншотов с моих постов, которые враждебные опекуны сочли компрометирующими, всё то же самое имелось и на Кисоньку. Безобидные картинки и слова трактовались с поражающей воображение фантазией.
В изобилии прилагались кассовые чеки, подтверждающие траты конкурентов на сиротку, плюс фотографии самих конкурентов.
Женщина с ярким ртом, глаза спрятаны под тёмными очками, через лицо чёрная прядь. Не хотелось бы иметь с этим ртом дело. Будь я крестом, который такой рот желает прикусить, ожил бы и убежал.
Мужчина с широкими плечами и крепкими скулами.
А вот они втроём с сироткой.
Сиротка в его крепких руках,
сиротка в её цепких объятиях,
сиротка с лысой кошкой.
– Шикарный мужик, – уполномоченная мечтательно улыбнулась, кивнув на боксёра. – Я, кстати, тоже пишу.
– Это прекрасно! – очнулся я.
– Песни. – Уполномоченная поднялась из-за стола, отперла сейф и достала из него маленькую, будто детскую, гитарку.
Усевшись обратно в своё крутящееся кресло, она сделала печальное лицо, перебрала струны и запела низким голосом женщины с судьбой:
– Я выросла у зоомагазина, – пропела она игриво, словно Кармен. – Рыбкой золотой меня не удивишь. – Кармен сменилась бывалой куртизанкой бальзаковского возраста. – Ленинский проспект, Ленинский проспект, под окнами моими ты шумишь, – закончила уполномоченная, намекая как бы на то, что вот под её окнами шумит река жизни, из которой она каждое утро зачерпывает ведром житейскую мудрость.
Мы захлопали в ладоши.
– Ленинский проспект – моя родина. Родилась там и до сих пор живу, – гордо сказала уполномоченная.
Мы продолжали смотреть на неё с таким восторгом, что ей стало неловко. Уполномоченная стала думать, что бы такое сказать.
– Вы слышали, что часть Ленинского проспекта проложена по Старой Калужской дороге?
– Впервые слышим! – восхищённо откликнулись мы.
– Да. По ней, прямо мимо моего дома, Наполеон отступал из Москвы. – Можно я дам вам совет? – неожиданно спросила меня уполномоченная.
– Извольте, – с поклоном вернул я ей старомодное словечко.
– Пишите как эта папочка устроена. – Она похлопала по собранному на нас компромату.
– В каком смысле? – растерялся я.
– Пишите так, как если бы вы тайно следили за своими персонажами, включая себя самого. Выискивайте самые неудобные, неловкие, болезненные точки и бейте. – Она щипнула струну, и гитарка протяжно зазвенела. – Только, чур, никаких исключений. – Уполномоченная погрозила мне пальцем. – Подглядывайте за собой через камеру ноутбука, прочитывайте свою интимную переписку, подсматривайте за собой в неловкие моменты. О парадной стороне тоже не стоит забывать, но ответов там не найдёшь, все ответы на задворках. Зачем вам всем эта сиротка? Почему вы не заведёте своих детей?
2
На Красной площади, после того как рой удалился, а дождь ещё не ливанул, я увидел свежий росток между булыжниками мостовой.
Я склонился к нему – среди жёлтых стружек, оставшихся после сборки шатра, пробивался сорнячок.
Ярко-зелёный, как в итальянском салате.
Приглядевшись, я увидел, что повсюду между камнями торчат такие же.
Ярко-зелёные сорнячки среди серых камней.
1
– Простите, – буркнул я, торопливо прикрываясь.
В голове сразу возникло много мыслей.
То ни одной, а то столько, что не знаешь, какую выбрать.
Может, сказать, что я из будущего?
Если внимательно прочитать предыдущие страницы, понимаешь – это чистая правда. Я перенёсся на машине времени, а в машину времени одетых не пускают. Только голышом, это всем известно со времён «Терминатора».
Сохраняя достоинство и демонстрируя природную грацию, я кинулся к спальне.
Успел подумать: «Как я со спины?»
Нормально выгляжу?
Нет ли прыща?
Задница крепкая или дряблая?
Как я Цыпочке? Хотя какая теперь разница…
И вообще, что случилось?
◆
Закрываясь одной рукой, другой я дёрнул дверь.
А за дверью сиротка.
Стоит перед раскрытым шкафом, жуёт мою пионерскую нашивку.
– Ой, что это?! – прочавкала она, обернувшись ко мне.
Я захлопнул эту дверь и подскочил к другой.
За другой тоже сиротка, сидит на толчке.
Увидев меня, громко пукнула.
– Ой, что это?! – воскликнула она гнусаво, зажав нос.
Ужас какой-то, чужой в собственном доме! С этой Кисонькиной перепланировкой не знаешь, за какой дверью на что напорешься. Как можно более непринуждённо я стал подниматься на чердак.
