Призовая лошадь - [49]
— Подходит, но только сперва нужно выбраться на шоссе и мотать отсюда как можно дальше.
— Эта публичка за нами не следует.
— Они могут обвинить нас в воровстве.
— Черта лысого! Мы выиграли у них честь по чести, и они это отлично знают.
Честь по чести? Ну, знаешь, давай без шуток.
Куате посмотрел на меня с искренним недоумением.
— Ты не веришь? Думаешь, я жульничал?
А как же иначе объяснить такое везение?
— Малый, не уподобляйся Фоме Неверующему и не будь скептиком. Не тебе об этом говорить. Есть люди, которым везет. Ты этого не знал? Вот и все. Бывает такое лошадиное везение.
— Лучше не будем о лошадях.
— Ладно, о лошадином везении я не должен был заикаться, ибо мое везение, как ты мог заметить, просто фантастическое, почти неправдоподобное, распространяется только на карты, но, увы, не на скачки. Странная штука! Карты я вижу, чувствую, предчувствую, задумываю нужные, и они появляются, словно по волшебству. Хочешь верь, хочешь нет, но я никогда не проигрываю. Можешь называть это вдохновением. А вот с лошадьми мне дьявольски не везет. Стоит мне приблизиться к ипподрому, как вдохновение куда-то ухает, я теряю самообладание и контроль над собой, у меня начинается дрожь, и я играю, как начинающий, вслепую, наугад. И заметь, это притом, что картишки всего-навсего раскрашенные бумажки, тлен, тьфу, а лошади… существа живые, вроде людей.
Рассвело. Солнечные лучи залили дорогу, и с холмов до нас донесся запах разомлевшего клевера. Далекое мычание стада смешивалось с глухим грохотом шоссе.
— Уж не хочешь ли ты меня уверить, что, играя десять часов кряду и непрерывно выигрывая, ты ни разу не передернул? У тебя не было меченых карт? Не было в кармане второй колоды? Ну, признайся как другу!
Куате насвистывал деревенскую песенку и с явным удовольствием любовался пейзажем. Я повторил вопрос.
— Нет, дружище, нет. Только везение, больше ничего. Кстати, подсчитаем наш выигрыш.
— Почему наш? Твой.
— Не будь дешевкой, куманек. Ты рисковал ничуть не меньше, да и лучшего помощника я в жизни еще не имел. Даю слово! Есть пальцы, которых боятся и карты и деньги. К твоим пальцам карты и деньги так и липнут. Ты этого просто никогда не замечал. Они созданы для денег. Заруби это себе на носу. Все, к чему ты прикасаешься, мигом превращается в деньги. Это я подметил еще на скачках. Потому-то я и вытащил тебя с собой. А есть пальцы — ну что твои грабли, непригодные для денег, зато будто созданные для полевых работ, как, например, у нашего друга-аргентинца. Настоящий автомат по сбору помидоров. Есть пальцы-бездельники и пальцы-работяги, пальцы-ножи для разделки мясных туш, пальцы-иглы, пальцы-счеты, пальцы-вальки, приспособленные для стирки, пальцы-силки, как у воров. Есть пальцы-карандаши — приглядись к студиозусам; пальцы, пригодные лишь для духов и перстней, как у миллионеров; пальцы артистов и поэтов, — обрати внимание, как они крошат хлеб за столом; есть, наконец, пальцы-палачи. Твои же пальцы — это машины для печатания денег. Смотри, вот наш выигрыш.
Куате вытащил груду измятых бумажек, потом еще одну, затем отдельные купюры по десять, пять и одному доллару. От стал считать деньги, как считают маисовые лепешки в кафе.
— Дюжина билетов по десять долларов, две дюжины по пять… — Он слюнявил пальцы и считал, считал. — Мы выиграли четыреста семьдесят восемь долларов с помощью твоих нескольких жалких центов. Чтобы заработать столько на поле, нам нужно было бы нагрузить по меньшей мере несколько железнодорожных составов. Поделив на двоих, мы имеем…
— Нет, так не пойдет, Куате. Выигрыш твой. Я в лучшем случае изображал белого слона.
— Послушай, я всерьез обижусь. Мы ведь люди свои.
У Куате было при этом такое насмешливо-простодушное и чуть жуликоватое выражение лица, что мне стало стыдно за неуместную свою щепетильность. В его сверкающих глазках таилась какая-то особая, непонятная мудрость, и, быть может, вот эта-то непонятность и восхищала меня.
— По всей справедливости тебе причитается ровно половина.
Пришлось согласиться. Мы шли по середине дороги подобно странствующим цыганам, с куртками через плечо и пожитками в руках. Так мы дошли до дороги номер пятьдесят, «проголосовали» и на попутном грузовике, через Вальехо, двинулись в Сан-Франциско.
Небо затянулось тучами, и мы почувствовали морскую сырость. Дорога от поворота к повороту становилась все шире. Вдали высились гигантские трубы. Это были маслоочистительные заводы Мартинеса, Вальехо и Ричмонда. Сверкнули огромные алюминиевые цистерны, перекрещенные черными трубопроводами. Проезжаем мост Каркинес через реку Сакраменто. Впереди, в тумане, угадывается висячий мост «Золотые Ворота», лежащий словно меч крестоносца на плече морского пролива. Южнее наброшенный на зеленые холмы белый город — Сан-Франциско. Сквозь темные тучи просачиваются золотисто-гранатовые лучи, зажигающие нимбы над макушками холмов. Возникает, подобно коралловой колонии, нагромождение разноцветных домиков, которые подмигивают нам своими окошками, подсвеченными вечерним солнцем. Кокетливо подмигнув, они тут же исчезают за пеленой плотного тумана. Короткий переходный миг — и наступает темнота. Зажигается огнями Оклендский мост, он вздымается из воды среди молов и причалов, нависает над водным пространством гигантским птичьим крылом и внезапно обрывается где-то в воздухе. Продолжение его съедает туман. Это волшебная лестница из оранжевых, красных и зеленых огней, разом сбрасывающая бегущий по ней поток автомобилей куда-то в пустоту. Только уже напротив острова Тесоро мы обнаружили ту часть моста, которую скрывал туман. Во всем чувствуется присутствие океана, плотного и зеленого. Мы видим неприступные стены Алькатраса, прожекторы и морские валы, штурмующие крепость, набрасывающиеся на скалы и пятнающие своею пеной зарешеченные тюремные окна.
«Рассказ Исы ибн Хишама, или Период времени» Мухаммада ал-Мувайлихи (1858—1930) — самое яркое произведение египетской просветительской прозы, не утратившее своей актуальности до настоящего времени. Написанный в стиле средневековой арабской макамы «Рассказ» вбирает в себя черты и современного европейского романа, и публицистической статьи, и драматической пьесы, что делает его важнейшим звеном в цепи трансформаций классической арабской прозы в новые формы, перенимаемые у западной литературы. Бытоописательный пласт «Рассказа Исы ибн Хишама» оказал огромное влияние на творчество египетских прозаиков-обновителей 20-х годов XX в., решавших задачи создания национальной реалистической литературы. Для широкого круга читателей.
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Горящий светильник» (1907) — один из лучших авторских сборников знаменитого американского писателя О. Генри (1862-1910), в котором с большим мастерством и теплом выписаны образы простых жителей Нью-Йорка — клерков, продавцов, безработных, домохозяек, бродяг… Огромный город пытается подмять их под себя, подчинить строгим законам, убить в них искреннюю любовь и внушить, что в жизни лишь деньги играют роль. И герои сборника, каждый по-своему, пытаются противостоять этому и остаться самим собой. Рассказ впервые опубликован в 1905 г.
Желтоплюш, пронырливый, циничный и хитрый лакей, который служит у сына знатного аристократа. Прекрасно понимая, что хозяин его прожженный мошенник, бретер и ловелас, для которого не существует ни дружбы, ни любви, ни чести, — ничего, кроме денег, презирает его и смеется над ним, однако восхищается проделками хозяина, не забывая при этом получить от них свою выгоду.
Хулио Кортасар (1914–1984) – классик не только аргентинской, но и мировой литературы XX столетия. В настоящий сборник вошли избранные рассказы писателя, созданные им более чем за тридцать лет. Большинство переводов публикуется впервые, в том числе и перевод пьесы «Цари».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.