Приз - [67]

Когда же с ним говорили о Тасме, о том, что он, Принц-младший, должен бросить вызов «великому», должен выступить, и прежде всего выступить в розыгрыше Приза, — это его не интересовало. Когда ему говорили о том, что любое его выступление в одном заезде с Тасмой станет событием, что пресса раздует схватку, что заезд станет бомбой, — когда ему говорили обо всем этом, в нем возникало отвращение.

Но в конце концов и это отвращение сменялось безразличием.

Да, ему было противно думать обо всем этом. Он не мог позволить себе мстить Генералу. Не мог позволить себе мстить победой в заезде — за смерть отца. Не могло быть мести за это, нет… Он не мог отомстить за стеклянные глаза отца, за слабо шевелящиеся губы, за оранжевые крошки в лопающейся слюне, за ноги, укрытые простыней.

Он решил выступить только из-за одного слова. Из-за слова… Слово стало поводом, не для мести, а просто — для того, чтобы он согласился участвовать в заезде.

Он помнит, как это было. Он сидел в пустом холле, в здании дирекции, его привела туда какая-то незначительная причина, кажется — он должен был уточнить в тот день списки лошадей для повышения элитной категории. В конце концов, было неважно, зачем он туда пришел, было важно другое — то, что он сидел один в пустом холле, загороженный креслом и бонбоньеркой, лицом кокну, за которым был виден тренировочный круг и часть города. Он ждал мсье Линемана, но забыл об этом и сидел скрыто. Впрочем — это было вполне естественно. Здесь было пусто и тихо, и он сидел, забывшись, без всякого интереса наблюдая за привычной жизнью впереди, за окном, на круге, за неторопливо двигавшимися по дорожке фигурками лошадей, — когда услышал, как кто-то прошел в кабинет дирекции. Снова стало тихо, потом кто-то вышел, наверняка это были те же — и по голосам он понял, что это Тасма и Руан. Они остановились недалеко от него, разговаривая об обычных классификационных заездах, которые должны были состояться завтра, — и сначала это никак не подействовало на него. Он с привычным безразличием слышал их слова, почти не вникая в смысл. Он понимал, что они не видят его, но ему было все равно, что скажут у него за спиной Генерал и Руан, заметят они его или нет. Даже слово, то, которое все изменило, слово, услышанное им, сначала не произвело на него никакого впечатления. Он просто не понял, что это слово относится к нему, — пока не вник в смысл сказанного.

Генерал и Руан говорили о заездах, и Генерал спросил:

— А кто поедет по третьей? Негритос?

— Да, — сказал Руан.

Они обменялись еще несколькими словами — и ушли. Кронго продолжал сидеть — и вдруг вспомнил, что на завтра он записан в четырех заездах. И во всех — на третьей дорожке. «Кто поедет по третьей?..» По третьей поедет… Значит — эта фраза относилась к нему? Кто поедет по третьей… Он. Он, Кронго.

Он по-прежнему следил за фигурками лошадей. Да, он вспомнил — они говорили о пятом заезде. Это он. Он — Морис Дюбуа. Маврикий Кронго. Значит — Генерал и холуи всегда зовут его только так. Кто поедет по третьей… Как — кто… Ясно — кто. Этот ответ был для них привычен, он был сказан безразличным тоном, спокойно, совсем без желания кого-то обидеть. Это слово было для них обычно. «Кто поедет по третьей?» — «Да». Они понимали без всяких слов, без объяснений, что значит это обозначение. Он — для всех, для всего клана Генерала, для двадцати конюшен — давно и навсегда был именно этим.

Почему же это так подействовало на него?.. Ведь он знал об этом. Почему же это слово так подействовало на него — тогда? Именно тогда? Сказанное случайно, мельком?

Все дело было в тоне, которым оно было сказано. Они не знали, что он их слышит. Именно поэтому все дело было в тоне. Тон выдал ему значение этого слова. Для обозначения его личности у Генерала и холуев было одно только это слово — привычное, спокойное, добротное. Он был — нечто, сказанное этим тоном. Значит — оно говорилось ежедневно. Говорилось мельком, мимоходом. Кто поедет по третьей… Ну-ка, я забыл, напомни мне, кто… Да. По третьей поедет…

По третьей поедет не Кронго. Не Дюбуа.

Ну что ж. Обида прошла. Обида была секундной — и исчезла. Хорошо. Он поедет по третьей. Он поедет именно с ним — с Генералом. Дюбуа поедет с тобой, Тасма, если уж на то пошло, ты слышишь? Дюбуа поедет по третьей дорожке на ближайший Кубок. Он, Принц-младший, Морис Дюбуа, Кронго, Кро, поедет. Какой же ближайший Кубок?.. На той неделе, «Бордо — Лион». Да, именно — «Бордо — Лион». Отлично. Он поедет с Генералом на кубок «Бордо — Лион». Он — Дюбуа.

Теперь надо просто найти мсье Линемана. Найти — и сказать ему о своем согласии выступить в одном заезде с Генералом.

Было утро, они встретились около ипподрома. Мсье Линеман стоял у своей машины… Короткий взмах рукой… Улыбка…

— Морис, привет.

— Мсье Линеман… Вы помните, у нас был разговор… О том, чтобы я выступил в одном заезде с Тасмой.

Мсье Линеман прищуривается. Как всегда, он идеально одет. Безукоризненная рубашка. Безукоризненный галстук.

— Так вот — я согласен. Я… готов выступить с ним на ближайший Кубок.

Мсье Линеман улыбается. В этой улыбке странно соединяются искренность — и хитрость.