Приз Гора - [23]

Ей вспомнилось пробуждение, несколько дней назад, когда она медленно и неуверенно выплыла из беспамятства, ощутив, что лежит на некой твёрдой, узкой, похожей на стол поверхности. Но ей едва хватило времени, чтобы прийти в себя и окинуть помещение взглядом, успеть отметить белые стены, полки с инструментами, пузырьками и флаконами, как кто-то подошедший из мёртвой зоны накинул её на голову тёмный, тяжёлый, кожаный капюшон, потом стянул его вниз, полностью закрыв лицо, и застегнул пряжку у неё под подбородком. Оказавшись в темноте капюшона, она почувствовала себя чрезвычайно смятённой, запутанной и беспомощной. Затем её бесцеремонно сдёрнули со стола и поставили на подгибающиеся ноги, очевидно, это было сделано двумя мужчинами, тут же схватившими её под руки, зажавшими с двух боков и потащившими прочь из комнаты. Потом, судя по ощущениям, её быстро повели по коридору, остановились, грубо повернув вправо, капюшон расстегнули, и, как только рывком сдёрнули с головы, толкнули её вперёд. Позади нее, пока она пыталась удержать равновесие, размахивая расставленными руками, раздался стук закрытой двери. Пожилая женщина немедленно обернулась и бросилась назад, но лишь только затем, чтобы к своей тревоге упереться в толстые близко поставленные прутья решётки. Её бросили в клетку!

— Со мной не очень хорошо обращались, — пожаловалась она мужчине, перед которым стояла.

— Как проходят ваши уроки? — поинтересовался тот, не обращая внимания на обиду в её голосе.

— Дважды мне отказались дать ужин! — возмущённо воскликнула женщина.

— В целом, — кивнул мужчина, — можно сделать вывод, что Вы неплохо преуспеваете со своими уроками.

— Я же не ребенок! — возмутилась она.

— Но, в тоже время, Вы должны попытаться добиться больших успехов, — посоветовал ей он, игнорируя её возмущение.

Убедившись, что она действительно оказалась за решёткой и, что та заперта, женщина принялась осматриваться. Камера примыкала к мрачному, тёмному коридору, стены которого были сложены из такого же грубого камня, что и в том месте, которое было видно из её прежней комнаты или апартаментов. Не исключено, даже то, что это был тот же самый коридор. А ещё она обнаружила, что была одета несколько иначе, чем прежде. Вместо длинного скромного платья до пят, с длинными рукавами и высоким воротом по самую шею, пошитого из тонкой белой ткани, теперь на ней было надето более простое белое платье, из более грубого материала, с рукавами по локти и кромкой подола открывавшей икры наполовину. У этого предмета одежды ворот уже был ниже, и округлён, оставляя горло полностью открытым. Её тапочки исчезли, а их место заняли сандалии. Она принялась сердито кричать, трясти прутья решётки и требовать возвратить её в прежние апартаменты и вернуть старую одежду. Материалом платья, которое она носила теперь, была шерсть скачущего хурта, которого от обычного хурта отличают не только его движения, подобные тем, что совершают газели, особенно когда напуганы, но и качеством шерсти. Собственно, его в этом мире и вывели ради его шерсти. В принципе, эту камеру нельзя было назвать неудобной. Помещение было достаточно просторным, большая часть пола покрывала циновка, сотканная из какого-то волокнистого материала. Имелись койка и табурет.

А ещё на стене слева от входа нашлось зеркало. Только это зеркало не было одним из тех, с которыми она была знакома до этого. По сути это была металлическая пластина, отполированная до состояния зеркала, вмурованная в стену. И не было никакой возможности вытащить это из стены, по крайней мере, без инструмента, либо разбить, возможно, с целью получения острых осколков.

Поскольку качество отражения в таком зеркале было значительно ниже, чем в обычном стеклянном, да и освещение не отличалось яркостью, то женщине пришлось приблизиться к нему почти вплотную.

В первый момент она замерла, озадаченно всматриваясь в его поверхность. Спустя какие-то мгновения, понадобившиеся ей для того, чтобы признать в женщине по ту сторону зеркала саму себя, у неё вырвался негромкий возглас удивления.

Безусловно, это была она, но такой, какой она не была уже в течение последних, возможно, десяти лет. Женщине, которая с любопытством разглядывала её с полированной металлической поверхности, возможно, было лет сорок с хвостиком, но никак не пятьдесят восемь.

Она осторожно поднесла руку к лицу. Те пигментные пятна, с которыми она уже успела примириться, исчезли. Морщин на лице стало заметно меньше, складки на горле разгладились. Да и всё тело ощущалось совсем по-другому. Оно, казалось, стало немного более гибким, упругим и мягким. И даже суставы, нередко доставлявшие ей столько беспокойства, теперь нисколько не мучили её. И дело было даже не в том, что в её теле больше ничего не болело или не ломило, сколько в том, что у неё появилось странное ощущение того, что теперь внутри неё произошло что-то особенное, что её тело теперь, скорее всего, не сможет причинить ей столько страдания, как это имело место в прошлом. Разумеется, такая догадка, такой намёк, такая робкая надежда, вполне могла оказаться иллюзорной.