Приют - [14]

— Подожди… так это… Из-за тебя никого нет?

— Ну да, — Яринка с удовольствием вытянула перед собой ноги и гордо улыбнулась.

Чувствуя, что от всего произошедшего сегодня, голова готова лопнуть, я взмолилась:

— Да что ты сделала?! Где все?!

Яринка было напустила на себя загадочный вид, но не выдержала, и прыснула в ладошку.

— Я… а-ха-ха-а… я… ой… в вестибюле… Иисусу… а-ха-ха-ха… Иисусу пририсовала… это самое… — и она, бессильно откинувшись на ствол, принялась хохотать, зажимая себе рот руками.

— Что? — потрясённо выдохнула я, пытаясь убедить себя, что всё неправильно поняла, — Что ты сделала?

— Ну, Иисусу нарисовала… хи-хи-хи, ой, не могу… ну то, что у мальчишек там должно быть.

Тут на землю опустилась и я.

На первом этаже корпуса, напротив входа, у раздевалок, красовалась большая, от пола до потолка мозаика — распятый на кресте Иисус. И если это ему Яринка…

Обхватив щёки ладонями, как какая-нибудь Алёнушка с картинки из книги сказок, я простонала:

— Ты спятила! Ты знаешь, что тебе за это будет?

Яринка уже утёрла выступившие от смеха слёзы, и успокоилась.

— Да ну? И кто узнает, что это сделала я?

— Да мало ли. Вдруг кто-то видел?

— Если бы видели — уже рассказали.

— Но ведь могут просто догадаться! Начнут всех перебирать, вспоминать, кто как себя вёл… а ты в церкви плевала!

Яринка беспечно махнула рукой.

— Это было давно. А если и вспомнят, на меня всё равно никто никогда не подумает. И знаешь почему?

— Почему? — послушно повторила я.

Яринка подалась ко мне и раздельно произнесла:

— Потому что я нарисовала Иисусу… ну, это самое… не в нашем корпусе, а у мальчишек.

Я открыла рот. Закрыла. Снова открыла. А потом, как недавно Яринка начала хохотать, уткнувшись лбом в колени и пытаясь заглушить собственный смех, прижимая руки к лицу.

Потому что это было гениально. Преступление века! Никому не придёт в голову, что девочка могла зайти в мальчишеский корпус. Это было не только официально запрещено, но для всех обитателей приюта, и маленьких, и взрослых — невозможно. Настолько абсурдно, настолько дико, что легче было поверить в спускающегося с неба ангела, чем в одиннадцатилетнюю девочку, тайком пробирающуюся в мужские дортуары. Тем более с такой целью.

Яринка тоже засмеялась, и пару минут мы давились от хохота, валяясь на земле под кустами.

— А как? — наконец смогла выдавить я, — Как ты узнала, что там никого нет?

— Так сегодня же понедельник, — обессилев от смеха, выдавила Яринка, — Сегодня же футбольный матч был у старших парней. Вот все на него и пошли. А я ко входу, по кустам, чтобы в камеры не видно было, потом внутрь по стеночке. И красным маркером…

Нас скрутил новый приступ хохота. Справившись с ним, я восторженно спросила:

— А что потом?

— Потом кто-то это увидел. Кипеж поднялся, прибежали все учителя и воспитатели, батюшка Афанасий голосил так, словно ему прищемили… то, что я Иисусу нарисовала…

Смеяться мы больше не могли, и только застонали, держась за животы.

— А дальше?

— Дальше всех по корпусам разогнали. Сами где-то в школе собрались, и до сих пор там торчат. Ну как? Хорошо я отвлекла Агафью?

— Ты чокнутая! — признала я с искренним восхищением, — Ты просто чокнутая.

Яринка потупила глаза с видом скромной победительницы.

— Ладно. Нужно идти в дортуар, а то вдруг вернётся Агафья.

Мы вылезли из кустов и направились в корпус. Поднимаясь по лестнице, я прислушивалась к непривычной тишине. Не бубнили телевизоры в комнатах воспитателей, не звучали шаги по коридорам, не доносились голоса девчонок из-за дверей. Придавленные этой тишиной, и я, и Яринка, не сговариваясь, пошли на цыпочках.

В нашем дортуаре, на одной кровати, почти прижавшись друг к другу сидели Зина и Настуся. Настуся прятала заплаканное лицо в ладонях, а Зина вскинула на нас сердитые чёрные глаза.

— Вы где были? Сказано — не выходить! Из-за вас и нам достанется.

— Уже и в туалет нельзя выйти? — огрызнулась Яринка, и бросила на меня многозначительный взгляд.

Поняв, что не имею подходящей легенды о том, где я пропадала весь вечер, я забормотала:

— А я так… гуляла. У прудика.

— Ты знаешь, что случилось? — всхлипнула Настуся.

— Н-нет. А вы?

Вместо ответа Настуся снова захныкала, и Зина пояснила вместо неё.

— Здесь дьявол появился.

Я чуть не села мимо стула, а Яринка закашлялась.

— Чего-о?

— Мы гуляли, вдруг Агафья прибежала, закричала, чтобы все шли в дортуары, и не выходили. Сама вся красная, лохматая. Мы в окно смотрели, собрались все взрослые к корпусу мальчиков…

— Батюшка Афанасий кричал, — пискнула из ладоней Настуся.

Мы с Яринкой переглянулись.

— Ну? А дьявол здесь при чём?

— А кто ещё? — удивлённо спросила Зина, — Если бы что-то другое случилось, вызвали бы охрану, а не батюшку.

— А охрану не вызвали? — быстро спросила Яринка.

— Мы не видели, — Зина пожала плечами, — Да и что охрана сделает дьяволу? Тут батюшка нужен, его и позвали.

Чтобы девочки не увидели мою дурацкую ухмылку, которая так и просилась на лицо, я полезла к себе на второй ярус кровати. Там легла, отвернувшись к стенке. Дьявол, значит. Ну, правильно, кого ещё боятся, если ничего не понятно? Хотя скучновато конечно, вот у нас в Маслятах детский репертуар страшилок был куда шире. Лешие, кикиморы, волки-оборотни, водяные, домовые. Тут же, на все случаи жизни — один дьявол.