Приют Одиннадцати - [30]

Манфред старался не смотреть на гранитное надгробие. Впрочем, он и так не смог бы ничего разглядеть — глаза слезились, отчего и камень, и пейзаж вокруг смахивали на неумелую детскую акварель.

В этот момент Манфред почувствовал жжение в затылке. Он уже приготовился к очередному спазму, к боли, которая подползает всё ближе и через секунду вцепится мертвой хваткой. Но на этот раз ничего не произошло. Боли не было, всё окружающее становилось менее размытым.

Манфред подождал, когда деревья, листва на земле и вымощенная камнем дорожка приобретут достаточную резкость и очертания. Посмотрел на гранитную плиту и прочёл выбитую на ней надпись.

Манфред Фредерик фон Лист.

(17 марта 1918 — 22 мая 1962)

Сел на каменную скамейку возле надгробия. Почувствовал неприятную пустоту внутри и абсолютную тишину. Такую же, как в первые минуты после аварии. Ракеш что-то говорил, Лист видел, как шевелятся его губы, но не мог разобрать ни единого слова.

Постепенно оцепенение прошло, звуки вернулись. Манфред заставил себя ещё раз прочесть надпись, вживаясь в каждую букву.

— Этого быть не может. Я не помню. Я этого не помню… Абсурд…

Он не договорил. Ему пришла в голову спасительная мысль, и он ухватился за неё, пытаясь хоть как-то объяснить эту дурацкую, фантастическую ситуацию, связать её с реальностью. Это однофамилец! Ну конечно, это его однофамилец!

Манфред прокрутил в голове эти слова, как мантру, собираясь произнести вслух, но Ракеш опередил его.

— При всём желании вы не можете этого помнить. Память о собственной смерти и есть абсурд. Поэтому вы в первую очередь и вспомнили гибель ваших товарищей на Эйгере — самое яркое, что всплыло в вашем сознании. А сюда я привёл вас по ряду причин: во-первых, чтобы ещё раз доказать вам, что я не лгу и хочу вам помочь. Во-вторых, чтобы вы не питали иллюзий по поводу того, что вспомнили сегодня… Я имею в виду Бернские Альпы. Ну да, да, это было на самом деле, и было именно с вами. Ну и наконец, в-третьих, чтобы подготовить вас к тому, что вам предстоит увидеть и услышать в дальнейшем. Какими бы дикими и противоестественными ни казались вам факты, которые будут приоткрываться, все они происходили на самом деле.

Манфред приложил руку к груди, как будто боялся, что сердце не выдержит. Потянул ноздрями, почувствовав сырой воздух, а вместе с ним еле уловимый запах разлагающейся листвы, влажной коры деревьев и земли. Ракеш, всё это время наблюдавший за Манфредом, усмехнулся.

— Можете не переживать, вы не призрак и не зомби. Мало того, вы абсолютно здоровы, если не считать потери памяти. А теперь вам нужно вернуться в отель и отоспаться. Завтра утром мы вылетаем в Страсбург.

— Что там? Очередная могила? — Манфред пытался шутить. Получилось мрачно и безысходно.

— Что меня связывает с Франкфуртом? Я жил здесь?

Ракеш кивнул.

— Да, сразу после войны.

Манфред обхватил руками голову. То, что он услышал, казалось ему невероятным бредом.

— Какой, к чёрту, войны?!

— Второй мировой, — ответил Ракеш, прекрасно понимая, что Манфреду эти уточнения ни о чем не говорят. Поэтому он добавил: — Она закончилась шестьдесят лет назад.

— Дьявол! Чёрт! Чёрт, этого не может быть, понимаете?! Этого просто не может быть. Кто там… — Манфред показал на надгробную плиту, — кто там лежит, Ракеш?

Ракеш только пожал плечами.

— Я не мог присутствовать на похоронах. Меня в шестьдесят втором и на свете ещё не было. Знаю только, что Лист сорвался со скалы где-то в Альпах. Тело его так и не нашли, поэтому хоронили пустой гроб. Положили пару крючьев, ледоруб… Что ещё кладут в таких случаях? Не могу сказать точно. Я сам знаю об этом только с чужих слов.

— С чьих?

Ракеш не ответил. Но Манфред уже и не ждал ответа. В который раз за сегодняшний день боль снова сдавила голову.

«Фред, Фред… Фредди.

…Так она называла его. Сколько можно думать об этом? Хелен, его Хелен… Дом теперь пустой и холодный. Как оставленная кем-то кружка из-под пива на столике кафе. Холодный и пустой — одни запахи остались… Гнилостные и неживые, такие же безжизненные, как в этом отеле. Дьявол! Русские даже не удосужились провести сюда свет. Нужно выспаться. Остаётся всего один день, если погода не испортится.

Манфреду казалось, что он слышит выстрелы. Он встал с постели и подошёл к узкому окну. Луна освещала западный склон. Хорошо просматривались обе вершины Эльбруса. Фред прислушался. Показалось или нет? Похоже, действительно стреляют.

Он спустился на первый этаж, прошёл по тёмному коридору, пару раз споткнувшись о брошенное в спешке оборудование. Часть его осталась в лаборатории третьего этажа, остальное — разбросано то тут, то там по всему отелю. Русские спешили. Видимо, спасали самое ценное.

Фред вышел на освещённый склон и осмотрелся. Окно его номера выходило на запад. С той стороны всё было более-менее спокойно. Зато с востока надвигался тёмный грозовой фронт. Судя по скорости, ветер был достаточно сильный, и если к утру он не поменяется, о восхождении можно будет забыть. Оттуда же, с востока, раздавались раскаты грома, которые Манфред принял за выстрелы.

Дверь за его спиной скрипнула, Фред обернулся и увидел гауптмана — не ему одному мерещилась стрельба. Хаймс Гроот выглядел помятым. Видимо, в отличие от Манфреда, он проспал всё это время. Хаймс широко зевнул и, посматривая на небо, подошёл к Листу.