Приют мертвых - [7]

— Потрясающе.

— Я же знаю, что тебе нравится. — Она положила дымящееся мясо сыну на тарелку. Тот поднял голову, и Викки заметила на его щеке багровый синяк.

— Кенни-медвежонок, что с твоим лицом?

— Ударился на тренировке, ничего особенного. Придает мужественности, правда?

Мать улыбнулась, а затем ее взгляд упал на отвратительную черную татуировку на левой стороне груди Кенни. «ГКС» готическими буквами — рэперский девиз «Готов к смерти». Викки поежилась. Все ее трое сыновей разукрасили себя татуировками. Теперь это стало модно. До чего дошли! «Так делают те, кто краской из спрея портит полотна Рембрандта», — вот что она сказала, когда ее младший на свое семнадцатилетие, почти год назад, явился домой с этими буквами на груди.

— Как вы думаете, миссис Шлегель, может, мне наколоть что-нибудь вроде «передозировка»? — спросила миниатюрная блондинка, расположившаяся тут же за столом.

Викки повернулась к девушке и взяла сигарету. Вроде бы ее звали Карен. Трое ее смазливых сыновей унаследовали от отца мужское обаяние, и через их дом проходила бесконечная череда девушек, с которыми Викки приходилось разбираться. Она едва сдержалась, когда ее старший сын Чарли заявил, что будет очень клево, если по пятницам вечером к нему станет заваливаться его подружка. Надо было, конечно, ответить, что это вовсе не клево, собственно, она так бы и поступила, если бы предвидела, что пятничные вечера будут растягиваться на все выходные. К тому времени, как средний сын Дин начал встречаться с девушками, гостьи забредали уже и по будням. А когда три года назад Кенни стал студентом, сексапильные девчонки зачастили в их дом уже нескончаемой чередой. Викки тогда не запоминала имен, а теперь даже и не пыталась.

Несколько лет назад она пристала к мужу, чтобы он пресек эти безобразия.

— Что ж им, как каким-то чучелам, трахаться в машине? — ответил Терри. — К тому же ты ведь сама говорила, что не готова стать бабушкой.

— Ну пожалуйста, — упрашивала его Викки.

— Резинки и комнату — это мы по крайней мере можем им предоставить, — рассмеялся муж. — Мальчишки есть мальчишки. — Викки заподозрила, что дело тут не в «мальчишках», а совсем даже наоборот. Ему, видимо, нравилось, что в их доме то и дело появляются девицы в соку. Стало не хватать туалетной бумаги и замороженной пиццы. И если бы она не предприняла своих превентивных мер, гостьи начисто бы лишили ее шампуня и косметики.

Очнувшись от воспоминаний, Викки повернулась к дежурной гостье и удостоила обычным ответом:

— Послушайте, милочка. Я буду из последних сил ухаживать за своими сыновьями, но мне нет дела до их мелких причуд. Таково мое правило. Так что решайте сами. — Она стряхнула крошки с поверхности холодильника и закурила. Короткий смешок, донесшийся до нее, дал ей знать, что Кенни уловил ее слова.

Блондинка сморщила носик.

— Класс! Кенни, пойдем фотографироваться?

— Подожди минуту. — Он прожевал мясо и навалил на тост яичные белки и бекон.

Девушка шумно фыркнула и скрестила на груди руки, а миссис Шлегель оперлась о разделочный стол и отхлебнула кофе.

— Вот так. — Кенни свернул тост и превратил его в сандвич. — Пошли, моя крыска.

Они встали и пошли из кухни.

— Пойдем, Кенни-медвежонок. — Она обхватила его за пояс.

— Выматывайся! — Кенни шлепнул блондинку по заднице, и та хихикнула.

Викки Шлегель, задохнувшись от негодования, потянулась за кофейником.

Глава седьмая

Аурелио Сантос сначала двигался быстрым шагом, а на Кумберленд замедлил темп ходьбы. Пересек стоянку и, пританцовывая и напевая «Chuva, Suore Cerveja», подошел к школе. Ключи позванивали, когда он, готовясь войти, вращал на пальце брелок. Когда он вставил ключ в замок, тот не повернулся — дверь уже была отперта. «Странно», — подумал он. Аурелио не сомневался, что закрыл ее на замок накануне вечером. Он вошел внутрь и тут же получил по затылку увесистый удар. Боль обожгла жаром, в глазах потемнело. Аурелио попытался сохранить равновесие, потянулся к стулу, но не удержался на ногах и, падая, опрокинул его и стоящий рядом стол. Колени оказались под мышками. Подчиняясь инстинкту, он перекатился на спину и свернулся в клубок — занимать нужные позиции стало его второй натурой. Он повернулся лицом к нападающему и в тусклом утреннем свете различил за его спиной других. Один из них держал большой черный дробовик. «Этим меня и ударили», — отметил про себя Аурелио и нанес боковой удар в коленную чашечку врагу. Преступник упал, и Аурелио вскочил с пола. Но удар по затылку не прошел даром — он нетвердо держался на ногах. Сделал неверное движение и достал второго нападающего, однако неточным приемом. Просто отпихнул от себя, и тот, ударившись о стену, оставил на ней вмятину. Снова белые всполохи в глазах — это сзади опять нанесли удар прикладом. Аурелио почувствовал, что падает и проваливается в темноту…

Бэр топал по мостовой и вколачивал ярость каблуками в Сэддл-Хилл. На нем была тяжелая куртка, добавлявшая лишние тридцать фунтов. Ее подарила Сьюзен, заметившая как-то на его плечах ссадины от набитого рюкзака, который он надевал всякий раз, когда занимался пробежками. Надо признать, что в ней ему лучше. Но куртка оказалась недостаточно тяжелой, чтобы загнать его в красную зону. Ничто не могло сравниться по жестокости со спарринг-боями в джиу-джитсу. Они продолжались десять, двадцать, тридцать минут без перерыва и требовали силы и способности восстанавливать сердечную активность и молочную кислоту, особенно если он дрался с Аурелио. Хотя тот весил меньше двухсот фунтов, у него были особые отношения с гравитацией. Аурелио знал, как стать тяжелым. Когда он делал боковой захват, Бэру казалось, что он попал под «хаммер».