Приятные ночи - [27]

По окончании танца она направилась на своё место, а юноша Филеньо взял за руку другую важную даму и начал танцевать с нею; и едва он повёл её в танце, как обратился к ней с такой речью: "Разумеется, нет ни малейшей нужды, благороднейшая мадонна, чтобы я изобразил вам словами, сколь необъятна и сколь безгранична пламенная любовь, которую я к вам питаю и буду питать, пока мой жизненный дух будет властвовать над моими хрупкими членами и жалкими моими костьми. И я счёл бы себя счастливым, больше того, на верху блаженства в час, когда бы вы стали моей госпожой, больше того - моею самодержавной владычицей. И поскольку вы любимы мною так, как я вас люблю, и я целиком ваш, в чём вы легко можете убедиться, снизойдите приблизить меня к себе смиреннейшим слугой вашим, ибо в вас и ни в чем больше все моё благо и вся моя жизнь". Молодая дама, которую звали Пантемьей, хотя и слышала решительно всё, тем не менее ничего не ответила и, полная достоинства, продолжала танцевать как ни в чём не бывало. По окончании танца, чуть-чуть улыбаясь, она села среди всех прочих дам.

Немного спустя влюбчивый Филеньо взял за руку третью даму - самую прелестную, самую стройную и самую красивую, какая в то время была в Болонье, и повел её в танце, побудив расступиться всех тех, кто столпился, чтобы полюбоваться ею, и, прежде чем они успели закончить танец, сказал ей такие слова: "Досточтимая госпожа, быть может, я покажусь вам слишком самонадеянным, признавшись в сокровенной любви, которую я питал и питаю к вам; но браните за это не меня, а свою красоту, которая возносит вас над любой другой женщиной и делает меня вашим рабом. Обхожу молчанием ваши достохвальные нравы, выдающиеся и поразительные добродетели ваши, которые столь многочисленны и таковы, что способны заставить спуститься с неба даже богов. Итак, если ваша красота, созданная самой природой, а не ухищрениями рук человеческих, нравится бессмертным богам, неудивительно, что она побуждает и меня пылать к вам любовью и лелеять её в глубинах моего сердца. Итак, молю вас, прелестная повелительница моя, единственная отрада жизни моей, оцените того, кто из-за вас тысячу раз на дню умирает.

Если вы это сделаете, я буду считать, что обязан вам жизнью, вам, на чью милость я себя отдаю". Красавица, которая звалась Симфорозьей, отлично слышала обольстительные и сладостные слова, исходившие из пламенного сердца Филеньо, и не могла подавить лёгкий вздох, но, памятуя о своей чести и о том, что она замужем, ничего в ответ не сказала и по окончании танца села на своё место. Когда все три дамы оказались рядом и составили как бы отдельный кружок, развлекаясь занятной беседой, Эмеренцьяна, жена мессера Ламберто, без всякого злого умысла, а просто шутя, сказала обеим своим приятельницам: "Милые мои дамы, не рассказать ли вам о забавной истории, приключившейся сегодня со мною?" - "О, какая история?" - спросили приятельницы. "Танцуя, - ответила Эмеренцьяна, - я обрела влюбленного: самого красивого, самого стройного и самого прелестного, какого только можно найти, и он сказал, что так пленён моей красотой, что ни днём, ни ночью не находит себе покоя". И она дословно пересказала всё то, что наговорил ей Филеньо.

Услышав это, Пантемья и Симфорозья в один голос воскликнули, то точно такое приключилось и с ними. И они не покинули празднества, пока легко не установили, что любезничавший со всеми тремя - один и тот же юноша. И тут они ясно поняли, что слова влюбленного порождены не искренним любовным порывом, а безрассудной и надуманной страстью и что этим словам следует верить не больше, чем сновиденьям больных или бредням романов {43}. И они расстались не прежде, чем связали себя, с общего согласия, уговором, что каждая из них, действуя самостоятельно, сыграет с влюбленным шутку, и к тому же такого рода, чтобы он твёрдо и раз навсегда запомнил, что и женщины также умеют шутить. Филеньо между тем продолжал любезничать то с одной из них, то с другой и, видя, что каждая как будто благосклонна к нему, задался целью, если будет возможно, добиться от всех трёх завершающего плода любви. Но ему не довелось вкусить то, о чём он мечтал и что являлось предметом его желаний, ибо все его замыслы потерпели крушение.

Эмеренцьяна, которой было невмоготу выносить притворную влюбленность незадачливого студента, позвала свою молоденькую служанку, миленькую и прехорошенькую, и поручила ей при первом удобном случае поговорить с Филеньо и поведать ему о любви, якобы питаемой к нему её госпожой, и о том, что та, если ему угодно, готова принять его ночью у себя дома. Услышав это, Филеньо обрадовался и сказал служанке: "Иди и возвращайся домой и расхвали меня своей госпоже и передай ей от моего имени, чтобы она ждала меня этим вечером, как только муж её уйдёт из дому". Эмеренцьяна, не мешкая, распорядилась приготовить несколько связок колючих прутьев, сунула их под ложе, на котором спала по ночам, и стала дожидаться прихода возлюбленного. Настала ночь, и Филеньо, взяв шпагу, направился один-одинешенек к дому своего тайного недруга, и, по поданному им условному знаку, его сразу впустили. Проведя некоторое время в беседе за роскошным ужином, они оба перешли в спальню, и едва Филеньо разделся и собрался лечь в постель, как неожиданно явился мессер Ламберто, муж Эмеренцьяны.