Приятные ночи - [199]

На следующий день муж дамы и Анастазьо повстречались на улице и вступили между собой в разговор, причём, пока муж что-то ему говорил, Анастазьо его прервал и сказал о своём желании кое-что ему сообщить. И тот с большой охотою его выслушал. А Анастазьо говорил следующее: "Синьор мой, вы хорошо знаете, сколь велики и сколь нерушимы были всегда между нами любовь и взаимное благожелательство и что к ним едва ли можно ещё что-то добавить. Посему обуреваемый неусыпной заботой о том, чтобы ваша честь не подверглась ни малейшему умалению, я решил сказать вам несколько слов, вместе с тем заклиная вас существующей между нами любовью сохранить их покуда в тайне и лишь по зрелом размышлении, со всею возможною быстротой навести порядок в ваших делах. И чтобы не томить вас пространною речью, скажу, что ваша жена пленилась таким-то юношей, она его любит и делит вместе с ним любовные наслаждения и утехи, что навлекает тяжкий позор и на вас и на весь ваш род. И я утверждаю это пред вами, ибо однажды вечером, когда вы пребывали вне города, я видел собственными глазами, как, таясь ото всех, он проник ввечеру в ваш дом, откуда вышел лишь ранним утром".

Услыхав это, муж распалился яростью и принялся осыпать Анастазьо бранью, говоря: "О негодяй, о висельник, о мерзавец! Не знаю, что удерживает меня от того, чтобы схватить тебя за твою мерзкую бороду и выщипать из неё волос за волосом. Ужели я недостаточно знаю, каково поведенье моей жены? И не знаю, что ты хотел её совратить деньгами, драгоценными камнями и жемчугом? Не говорил ли ты ей, негодяй и мерзавец, что, буде она откажется ублажить твои необузданные желания, ты обвинишь её предо мной и заставишь прозябать в печали и скорби всю её жизнь? Не сказал ли ты также, что такой и такой и ещё много других вкушали наслаждение с нею? Когда б я не уважал твои годы, я бы повалил тебя себе под ноги и так бы тебе наддал, что душа твоя убралась бы из твоего тела. Ступай в недобрый час прочь, безрассудный старик, и больше не попадайся мне на глаза и впредь не смей приближаться к моему дому". Не солоно хлебавши, как говорится, и молча, точно немой, старик удалился, а дама, почитаемая мужем умницей и разумницей, ещё спокойнее и увереннее, чем прежде, не теряла со своим возлюбленным драгоценного времени {253}.

Сказка IV Генуэзский купец Бернардо продаёт разбавленное водою вино и по божьему произволению лишается половинывырученных за него денег

Рассказанная моей милой сестрицею сказка приводит мне на память случившееся с одним генуэзским купцом, каковой, продав разбавленное водою вино, частично лишился выручки и от огорчения чуть не умер.

В Генуе, городе знаменитом и с превеликим рвением занимающемся торговлею, проживал некто Бернардо из рода Фульгоза, человек жадный и склонный к предприятиям сомнительной честности. Этот Бернардо надумал повести во Фландрию судно, гружённое лучшим вином из лозы на горе Фолиско, дабы продать его там по высокой цене. И вот, отплыв в добрую погоду из гавани Генуи и благополучно пробороздив моря, он достиг берегов Фландрии и там стал на якорь. Сойдя на сушу, Бернардо разбавил своё вино равной долей воды, так что из одной бочки вина у него получилось две. Проделав это, он поднял якорь и, плывя под парусами с попутным и добрым ветром, вошёл в гавань Фландрию {254}. И так как в то время в ней ощущался великий недостаток вина, жители раскупили доставленное Бернардо вино по высокой цене. Наполнив посему золотыми скуди {255} два вместительных мешочка и весьма радуясь этому, купец отбыл из Фландрии и направил свой путь на родину. Беспрепятственно отойдя от берегов Фландрии и оказавшись в открытом море, Бернардо выложил деньги на стол и принялся их считать, а посчитав, уложил в те же мешочки и крепко-накрепко их завязал. Но случилось так, что после того, как он это проделал, находившаяся на корабле обезьяна, сорвавшись с цепи, на которой её держали, прыгнула на мешочки с деньгами; стащив их со стола, она в мгновение ока взобралась на корабельную мачту, залезла в укреплённую на её верхушке дозорную клеть и стала высыпать из мешочков деньги не иначе, как если б собиралась их пересчитывать.

Опасаясь пуститься за обезьяной в погоню или приказать кому-нибудь за нею погнаться, дабы обозлившись, она не бросила скуди в море, купец, взволнованный и погружённый в уныние, стоял сам не свой, готовый тут же испустить дух; он не знал, что ему предпринять, полезть ли за обезьяной на мачту или оставаться на месте. Пребывая в положении, столь чреватом роковыми последствиями, он, в конце концов, порешил покориться прихоти взбалмошной твари. А обезьяна, развязав мешочки, принялась вытаскивать из них скуди и затем укладывать их назад и, проведя в этом занятии изрядно долгое время, сложила, наконец, монеты в мешочки, завязала их и вслед за тем один мешочек швырнула в море, а другой - купцу на палубу судна, как бы желая ему показать, что деньги, которые она бросила в море, были выручены за воду, добавленную в вино, а остальные, отданные купцу, - за чистое, неразбавленное вино, и, таким образом, вода получила цену воды, а Бернардо - цену вина. Поняв по этой причине, что здесь несомненно вмешалось божье произволенье, Бернардо пришёл в себя и успокоился, рассудив, что неправедно нажитое недолговечно, и если порою случается, что оно доставляет радость овладевшему им, то уж наследнику радости от него никогда не видать.