Приводя дела в порядок - [36]

Так они и шли по степи, а потом через весь городок, и им все уступали дорогу, переходя на другую сторону улицы, – не только жены комсостава и секретные физики, но даже военные патрули. Потому что про крышки к бакам Ваня забыл, а мстительный прапор подсказывать не стал.

В помпезное, еще бериевских времен здание с колоннами всю эту процессию с химическим оружием массового поражения, конечно же, не пустили. Поставив баки в чахлом скверике у входа, принюхавшиеся уже солдаты курили рядом, с интересом дожидаясь развязки. Папкин с прапорщиком вернулись достаточно быстро. Теперь Ваня был красный, как свекла, а прапор – ничего, заметно повеселел. Солдаты тихо матерились, поняв, что бигос им придется переть обратно, вылить здесь не разрешат.

Что дословно там, внутри, сказали, так никто и не узнал. Да и ладно. Погоны капитана остались на своем месте, прапорщик – на своем. И в столовую Ваня ходить не перестал, но вел себя сдержаннее.

Уныло проглотив без аппетита несколько ложек каши, ставшей его стараниями похожей на солидол, Папкин встал и запахнул шинель, даже не заметив поспешно отскочившего Зернова, который во время недолгой капитанской трапезы увивался сзади в надежде на нечто практически неисполнимое. Васе страшно хотелось ловким подвигом оправдаться перед друзьями, но он так и не смог придумать, как на виду у всей столовой залезть за подкладку шинели живого капитана. Теперь оставалось только четко исполнить последнюю часть приказа – поспеть с докладом в чайную раньше Папкина, который явно намылился туда же.

Чайная, хоть и именовалась солдатской, но рассиживались здесь, в основном, только те сержанты и старшины, что имели в довесок к законной десятке-другой жалованья еще и побочные доходы с сомнительных порой операций. Именно о такой афере Жукову теперь без утайки рассказывали Дидим с Соломахой, завалив столик внушительным количеством булочек и бутербродов («Чем больше, тем лучше», – распорядился Серега). Накануне они удачно сбыли проверенному гражданскому клиенту внушительную стопку листов ДВП и даже фанеры, которой гражданин, озабоченный то ли домашним ремонтом, то ли какой-то стройкой, обрадовался отдельно и не стал скупиться при оплате.

Весь этот стратегический материал предназначался, вообще-то, Зернову для оформления стендов в клубе. Но скажите, на кой ляд переводить дефицит, если поверх него все равно будет ватман? Который, если грамотно его намочить, и без всякого ДВП прекрасно закрепится на раме и натянется, высохнув, туже, чем кожа на янычарском барабане. И если дуром не тыкать в него ничем, а водить кисточкой и плакатным пером осторожно, то тайное так и останется скрытым…

– Сто лет провисит, никто не догадается, – подтвердил подоспевший Зернов и поскорее цапнул булочку: – Ваня идет!

У Папкина всегда находилось дело к любому, кого он заставал в чайной, потому что замполит чувствовал ответственность за каждого в личном составе. На крайний случай, если совсем никакого дела не придумывалось, можно было просто подсесть и поинтересоваться: а давно ли сержант писал маме, и как вообще идет служба, и нет ли каких вопросов в плане политико-воспитательной работы… Чтобы эта мутотень не затягивалась, все, как правило, готовы были быстрее покончить с булочками, разумеется, с помощью капитана.

Обозрев с порога столики и оценив запасы наших героев, Папкин убедился, что дело у него сегодня именно к ним.

– Давно вас, ребята, спросить хочу… – подтащил за собой свободный стул капитан.

– Да вы раздевайтесь, товарищ капитан, – вновь подсуетился, вскочив с места, Соломаха. – Мы же долго отвечать будем, у нас Дидим знаете как интересно отвечать умеет – заслушаетесь, если правильно спросить, конечно… – понес он какую-то ахинею, чуть не силой высвобождая Папкина из шинели.

– Соломаха, мы ж не в ресторане, – упирался тот больше для виду, поглощенный против воли созерцанием выпечки.

Соломаха, наконец, полностью овладел желанным предметом и теперь искал в стене крючок или хотя бы гвоздик, а Папкин, вздохнув свободнее, придвинулся к столику и продолжил, косясь на булочки:

– Вот вам всем уже скоро на дембель… И я тут подумал: а зачем?

– Как это? – за всех разом возмутился Дидим, но не забыл предложить: – Да вы угощайтесь, товарищ капитан!

– Спасибо! – вежливо сказал тот. – О! Вот эта, румяная, прямо на меня смотрит… Я говорю – почему муам мы ммоам… ик!

– Чего? – переспросил Серега, а Дидим пододвинул Папкину стакан какао.

– Почему бы, говорю, вам не остаться, – благодарно кивнув, пояснил капитан. – Прапорщиками будете, плохо разве? – И под следующую булочку уже неспешно стал излагать план, сочиняемый, кажется, прямо здесь и сейчас: – Прапорщик – это верных сто двадцать оклада. А то и сто пятьдесят, если с хорошей должностью. На гражданке вы столько получите?

Все дружно кивнули, однако капитан не растерялся.

– Но! – для убедительности воздвиг он перст указующий. – Получите – и тут же потратите! Костюм – купи, пальто – купи, продукты всякие, – капитан вздохнул, загибая в счете пальцы, – тоже купи… А прапорщик – на всем готовом, сыт, обут, тепло одет…

– Товарищ капитан, – не выдержал Соломаха, помня о важном деле, – у вас в подкладке дырочка. Давайте я зашью, пока вы рассказываете, – и потянул из-за клапана ушанки иголку с суровой ниткой.