Прививка совести - [31]

— Подруга, ты о чём задумалась? Подгорит! Я уже тоже есть хочу!

— Вот и не мешай! Сочиняю кулинарный рецепт, для включения в отчёт о поиске… «Рыба пресноводная, по электрически, в собственном соку»… — о женщины, вы — племя крокодилов…

— Готово, налетай! Скоро домой.

Поели можно и поспать! Старая армейская поговорка верна во всех местах и во все времена. Кресла действительно хороши. Сдвинуть, повернуть, разложить… Ноги, конечно на полу. Точнее, на резиновом коврике. Зато всё остальное вполне себе уютно лежит горизонтально и переваривает поздний ужин. Чай, кстати, совершенно чудесный. Даже неприятно вспоминать траву в пакетиках, которую считал таковым ещё вчера… Что за слово прицепилось? Кончено! Завтра будет завтра! Вся пойманная рыба — зажарена, вся не съеденная — тщательно упакована и пахнет. Робкий вопрос Виктора — «А может, её выкинем?» — наткнулся на предельно резкое — «Нельзя выбрасывать еду! Вдруг, она кому-то нужна? Ты сам-то понимаешь, что сказал?». Отношение к пище, я заметил, почти религиозное. Или они сами голодали, а скорее, видели голод рядом. Во всей его неприглядности… Как один мой знакомый, вернувшийся из командировки в Сомали. Тут, ребята правы… Наверное, действительно стоит принять предложение. Погостить у них недельку, другую, третью… Осмотреться… Когда ещё удастся? С моими подписками — даже в Болгарию не пускали. А теперь и вовсе никуда не пустят. Кроме, как в мир иной… Каламбур! Странно, что не пристрелили, в профилактических целях. Поздно, голубчики! Я от дедушки ушёл, я от бабушки ушёл… Спать, спать, спать…

— Который час? — тент на крыше задраен. Части приёмника атмосферного электричества погромыхивают в грузовом отсеке, вездеход, под вспышки молний, прёт напрямик, сквозь заросли камыша. На приличной скорости, кстати… Значит, всё же заснул. Владимир рулит. Давешняя антенна укреплена прямо за лобовым стеклом. На радиомаяк правит…

— Вика, что там у вас?

— Нормально! Сигнал, общего сбора.

— Не мешайте… тут помехи… Можете ещё спать. Нам далеко.

Ха, при такой тряске уснёшь… проснёшься на полу. Разгибаюсь. Фиксирую спинку вертикально. Вовремя. После пары прыжков под колёсами ощущается почва. Остров? Есть тут острова. Намывает течением. Несколько лет они изображают из себя земную твердь. Затем вдруг пропадают в половодье, и возникают в другом месте. Значит, можно кричать «Земля!».

Приехали… в светлое коммунистическое прошлое. Ревела буря, гром гремел… Струи дождя хлещут сплошным потоком. Владимир ёжится, набрасывает на голову капюшон.

— Сидите здесь! — обращается к Вике — Особенно ты! Ещё простынешь! Я сам смотаюсь и всё разузнаю.

Виктор сладко посапывает. Как он ухитрился не слететь с лежбища во время последних прыжков? Э-э-э! Нашёл ремни и пристегнулся. Хитёр, бобёр. Ну, раз смог — пусть спит.

— Виктория, вы освободились?

— Вполне.

Что сейчас будет?

— Ничего особенного. Вон, видите, ангар надувают. Сейчас, загоним технику и будем разбираться. Кто туда, кто обратно. Почти прибыли…

Впереди, за залитым водой и облепленным листьями ветровым стеклом, возникает освещённый проём. Тёмная на его фоне человеческая фигура машет руками. Вика прыгает на водительское место. Машину буквально бросает навстречу свету. Дождь и ветер разом остаются позади. Через секунду — не слышны вовсе. Выгружайтесь…

Чисто, светло, стерильно… Пахнет озоном и ещё какой-то дезинфекцией. Я и Вика сидим на лавке с надувным верхом и складными металлическими ножками, вроде медицинской кушетки. Владимир погнал вездеход через портал. Это громко так называется. На самом деле — плоская чёрная бесформенная клякса, извивающаяся между ограничителями. Плёнка, разделяющая миры. Обстановка не то вокзала, не то пункта сбора резервистов, не то вестибюля студенческого общежития. Даже не верится, что полчаса назад этого сооружения просто не было, а через пару часов, перед рассветом — снова не станет. Про погоду снаружи, напоминают разве потёки грязи и тянущиеся к порталу следы протекторов. Виктор двинул на поиски новых знакомств и впечатлений. Вроде бы, влился в коллектив… Совершенно разновозрастный. Уже бренчит на гитаре и вдохновенно хрипит «Рассказ ветерана» Юрия Визбора. Местные слушают. Понимают, о чём?

Мы это дело разом увидали -

Как роты две поднялись из земли

И рукава по локоть закатали,

И к нам, с Виталий Палычем, пошли.

А солнце жарит, чтоб оно пропало,

Но нет уже судьбы у нас другой,

И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч,

Постой, подпустим ближе, дорогой».

И тихо в мире, только временами

Травиночка в прицеле задрожит.

Кусочек леса редкого за нами,

А дальше — поле, Родина лежит.

И солнце жарит — чтоб оно пропало! -

Но нет уже судьбы у нас другой,

И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч,

Постой, подпустим ближе, дорогой».

Окопчик наш — последняя квартира,

Другой не будет, видно, нам дано.

И серые проклятые мундиры

Подходят, как в замедленном кино.

И солнце жарит — чтоб оно пропало! -

Но нет уже судьбы у нас другой,

И я кричу: «Давай, Виталий Палыч,

Давай на всю катушку, дорогой!»

Нахватался военной романтики по разным клубам. Кто там боевой подготовкой на лоне природы занимается… Кто солдат Великой Отечественной хоронит… Кто, под шумок, оружие и боеприпасы ищет… Боюсь, что первоначальный эффект от весьма хорошей песни не воевавшего автора сразу пропадёт, стоит не служившему исполнителю раскрыть рот, высказать что-то своё. Очень специфический вокруг контингент… Суровый. Зато герои песни, с этой компанией, общий язык бы нашли моментально. Они тоже — жили, а не притворялись. И умирали… Двое бегом тащат к порталу носилки. На них тело с бледным, заострившимся лицом. Очередные партизаны раскладывают-надувают похожие скамейки и преспокойно рассаживаются в кружок. Они тут — почти у себя дома. На оккупированной территории СССР, временно лишённой законной власти… с деморализованным населением. Для них такая жизнь — привычная норма. Для нас — уже элемент фольклора. Как в анекдоте, про последнюю стадию «толкиенутости»: «Ненавижу толкиенистов — они в нас играют. Ненавижу цивилов — они в нас не верят!». Это психологическая защита от лжи?