Привал на Эльбе - [53]

— Давай сюда! Свободен путь!

Вышли в коридор немецкий майор и капитан. Тахав, выскочив из-за двери, бешено крикнул:

— Хенде хох!.. Шайтан!

Тахав выстрелил в капитана, поднявшего было пистолет. Майор оказался дисциплинированнее — сразу взметнул руки вверх.

Снизу, перескакивая через две-три ступени, бежали бойцы на третий этаж. Поднялись на второй этаж Михаил и Пермяков.

— Голосует обеими руками, — указал Тахав на немецкого майора.

— Отведите его вниз, сдайте Елизарову-старшему, — приказал Пермяков.

Кондрату Карповичу предложено было быть на первом этаже, у входа. Шутя Пермяков сказал ему: «Будете комендантом крепости». Сказано это неспроста. Командир эскадрона давал отдохнуть старому казаку, почти сутки не спавшему. Но Кондрату Карповичу не нравилась передышка. У него чесались руки — хотелось бить и бить немцев. Однако нарушать приказание командира не стал. «Приказано стоять — стой, приказано петь — пой; приказано рубать — рубай, приказано умереть — умирай», — этот святой обет казаков он не мог нарушить.

Тахав привел к нему немецкого майора и скороговоркой сказал:

— Товарищ Елизаров-старший, караульте. Командир приказал.

— Слушаюсь.

Казак бросил кисет с табаком на стол, не успев набить цигарку, и взял винтовку на изготовку.

Пленный майор исподлобья посмотрел на казака-богатыря и взялся за спинку стула.

— Смирно! — крикнул охраняющий.

Немец вытянулся. Ошеломленный зычным голосом казака, он замер. Кондрат Карпович жестом предупредил немецкого майора, что убьет за непослушание. Пленный перевел взгляд в окно, увидел, как проносятся по улице немецкие танки и машины вниз — к центру города.

— Команды «вольно» не давал, — строго сказал казак и вдруг скомандовал: — Кругом!

Немецкий майор сначала не хотел показывать, что понимает по-русски. Но громовой голос старого казака и винтовка, наставленная на него, испугали. Он круто повернулся.

— Вольно, — спокойно произнес казак.

— Можно табак? — протянул немец руку к кисету.

— Отставить! — произнес Кондрат Карпович, как на плацу. — Не было команды курить, — посмотрел он на позеленевшее лицо немца и сжалился. — Кури, кобель, — бросил майору спички на стол.

Кондрат Карпович сердился: ему, старому солдату, возненавидевшему фашистов, приятнее было бы стоять возле мертвого гитлеровца, чем живого. Пленный закурил и, втянув дым, закашлялся. От крепкого, как перец, табака он будто очнулся. Глазки беспокойно забегали по сторонам. «Надо спасаться». Он решил использовать последний шанс.

— Вы золото любите? — как можно равнодушнее спросил офицер.

— Молчать! — приказал казак. — Я не разрешал говорить.

— Можно говорить? Я майор…

— Должен сказать: разрешите обратиться, — вразумлял казак.

— Отпустите меня. Я вам золото дам.

— А где золото? — спросил Кондрат Карпович.

Фашист оживился. Он достал из-под подкладки шапки ценности, которые, наверное, всегда хранил при себе, высыпал на стол. Немец был уверен, что русский не устоит.

— Много золота, бери, только отпусти.

— Это же зубы, серьги, кольца!

Старый казак чуть не рванул спусковой крючок винтовки.

— Смирно, сволочь! — закричал он вне себя от ярости. — Два шага назад, скотина. Кого агитируешь, сукин сын? — усмехнулся он. — Меня, донского казака? Руки по швам, холуй! Что нужно сказать?

— Спасибо, — процедил немец.

— Балда. Следует сказать: рад стараться. Понял? Повтори. — Казак вспомнил уроки словесности в старой армии: — Кто ваш командир?

— Не знаю, — ответил немецкий майор.

— Не могу знать, должен ответить. Не бил, наверное, фельдфебель тебя по морде на уроках словесности.

— Не могу знать, — повторил майор слова старого казака.

— Балда, — махнул рукой Елизаров.

— Рад стараться.

Казак разрешил немцу сесть и стал закуривать. Гитлеровец смотрел на конвойного, трусливо думал: «Броситься, пока крутит цигарку». Но грозный взгляд казака осадил его. Он решил искать других путей.

— Господин благородный начальник…

— Благородный, — передразнил Кондрат Карпович. — Свинью теткой назовешь, когда на хвост наступят, шкура. Говори, что хотел сказать.

— Разрешите золото назад взять.

Немец боялся этих улик, покусывал губы.

— Пускай лежит, — сказал казак, — мы прикажем тебе раздать эти вещи: хозяевам.

Гитлеровец обозлился.

— Не найдете хозяев, разве на том свете только.

Казак гневно прищурился.

— Отправим тебя за ними, там встретишься.

Немец сморщился, зло сощурил глаза, следил за движениями старика, решив в удобный момент броситься на него. Казак взялся за спички. Гитлеровец напрягся, приготовился, скосил глаза на окно. Но казак, прикуривая, не спускал глаз с пленного и погрозил пальцем, когда тот шевельнулся. Немец замер.

— Какого полка? — стал допрашивать казак. — Сколько штыков в части? Говорите только правду, а то… — показал он приклад.

— В нашей службе нет штыков, только автоматы и пистолеты.

— Пономарь. По-военному штык — солдат.

Немецкий майор не понимал этой условности. Он на вопросы Кондрата Карповича отвечал только что заученными словами: «не могу знать», «рад стараться». Старый солдат продолжал расспрашивать: какого полка, сколько солдат в части? Немец в ответ говорил, что он находился не в части, а на конфиденциальной службе. Кондрат Карпович, не разобравшись в терминах, махнул рукой и сказал с досадой: