Притчи - [9]

Шрифт
Интервал

— Если и был, то я этого не помню, — отозвался увядший дубовый лист. — Зато я был свидетелем стольким грустным и жестоким событиям, что, не страшись я падения, я бы множество раз возжелал смерти.

— Увы, бедный, выживший из ума старикан, — сказал зеленый лист, — насколько не подходят этому майскому дню ваши слова. Это совершенно невозможная вещь, чтобы нечто ужасное или злое властвовало среди такого благолепия. Скажите, несчастный, что такое в этом славном мире могло с вами приключиться? Скорбь здесь исключена, и также исключены злодеяние, ненависть и алчность. Пригожая весна продлится долго, а потом наступит лето, которое благословит нас своим жаром, и даже потом, когда жара пройдет, выдастся для листьев еще много счастливых дней, пока не наступит осень. Но чего же нам бояться тогда? ибо наша мать, наше дерево, втянет в себя весь цвет нашей кровожизни, который делает нас такими пригожими, а мы сами, приуготовленные к смерти, обнаружим, что держимся за жизнь уже не настолько крепко, чтобы однажды, в сладком сне, даже не зная, что умираем, мягко опуститься на землю, и лишь резвое дитя, быть может, поймает нас на лету. Где, спрашиваю вас, скорбь в таком конце? Ибо, когда придет осень нашей жизни, сердца наши, полные добрых, зрелых отрад, сослужат свою цель, поэтому для нас настанет время, просуществовавши отмеренный нам круг бытия, увянуть и исчезнуть. Желудевой плюске не удержать воды больше, чем она может удержать, так и листу не выдержать более одного счастливого времени года; ибо после этого, даже если я задержусь на этом свете, радости начнут повторяться, и они уже будут лишены вкуса тех первых, истинных. Весне, лету и осени можно порадоваться лишь раз, и счастье того, кто возжелал продлить его сверх установленного Творцом срока, будет обращено в полынь. И да прейдут наши дни счастливо.

— Не так счастливо, как вам хочется думать, мой юный друг, — сказал мертвый лист, — и если бы вам было известно об этой земле и делах тварей и существ, живущих на ней, столько, сколько известно мне, вы бы захотели, чтобы какое-нибудь дитя вроде того, что играет внизу, вырвало вашу мать из земли, когда она была еще тонким побегом в дюйм длиной.

— Вы говорите вздор! — вспылил зеленый лист, — Ваши годы определенно не сделали вас мудрее. Прожив всю зиму, среди сырости и холода, вы, верно, подхватили подагру или что похуже, и мой самый лучший совет — позвольте первому же порыву ветра сорвать вас с дерева.

— Хоть мне и довелось увидеть столько неприятностей, — ответил дубовый лист, — и хоть я чувствую себя поблекшим и сухим, ничто из того, что я видел или чувствовал, не сделало меня настолько храбрым, чтобы захотеть смерти; самая великая скорбь, самые жесточайшие мучения предпочтительнее смерти; мы терпим над собой насмешки всех вещей, кроме смерти, которая есть единственная правда, и поскольку нет ничего ужаснее этой правды, ее следует избегать всеми силами.

— Но как может быть конец плохим, когда настает срок? — спросил зеленый лист чуточку нетерпеливо. — Ни один лист не пожелает для себя времени больше того, что ему отмерено; и разве земное счастье не заставляет встретить смерть с радостью?

— С радостью! — гневно повторил увядший лист. — Экое красивое словцо! Что может быть мучительнее вложенной в нас идеи счастья и неспособности эту идею осуществить?

— Но разве мои чувства сейчас не исполнены счастья и радости? — спросил зеленый лист. — Я пробудился посреди величайшей красоты, и пускай я знаю, что мгновения проходят, нет вокруг ничего, что не наполняло бы меня чувством величайшего наслаждения. Взгляните, вот дитя внизу, юное животное, полное первозданной радости. Смотрите, как она катается по зеленой травке, как вытягивает голые ручонки.

— Да, я вижу ее, — сказал увядший лист, — и я вижу в траве нечто еще более привлекательное. Гадюка! Смотрите, как красиво она свернулась, как блестит ее новая кожа. Видите, она развернулась и ползет к ребенку, который потревожил ее тихий сон. Девочка смеется, завидев змею. Она протягивает руку, чтобы поймать ее. Глядите! та ужалила ее в руку, прямо над локтем, где залегает синяя вена. Смотрите, ее зубы впились в нее. Девочка в ужасе вскидывает руку, змея разжимает кольца, падает и скрывается в траве. Глядите, как стонет девочка, как корчится от боли. Ее белая ручка опухает и чернеет. Со щек ее уходит румянец, она бледнеет, как труп. Она лишается чувств, пытается ползти, с трудом дышит. Яд растлевает ее юную кровь. Ее не найдут в течение часа, к тому времени все тело ее почернеет, и она умрет. Через три дня ее опустят в могилу.

— Ее семья будет скорбеть о ней, и скорбь сама по себе — вещь прекрасная, — мягко сказал зеленый лист. — Взгляните, приковылял ее дедушка, он ищет ее, он видит, что произошло, и приводит мать, которая берет ее на руки. А вот, — прошептал зеленый лист, — старик пришел оплакать свою внучку, вот он снова подходит к дереву.

— Однако он не выглядит опечаленным, — заметил дубовый лист, внимательно разглядывая старика.

— Он, возможно, улыбается, зная, что она на небесах, — произнес зеленый лист, — которые он надеется с ней разделить.


Рекомендуем почитать
Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.


Голландский воздухоплаватель

Гражданин города Роттердама Ганс Пфаль решил покинуть свой славный город. Оставив жене все деньги и обязательства перед кредиторами, он осуществил свое намерение и покинул не только город, но и Землю. Через пять лет на Землю был послан житель Луны с письмом от Пфааля. К сожалению, в письме он описал лишь свое путешествие, а за бесценные для науки подробности о Луне потребовал вознаграждения и прощения. Что же решат роттердамские ученые?..


Бочка амонтиллиадо

Обида не отомщена, если мстителя настигает расплата. Она не отомщена и в том случае, если обидчик не узнает, чья рука обрушила на него кару.Фортунато был известным ценителем вин, поэтому не заподозрил подвоха в приглашении своего друга попробовать амонтиллиадо, бочонок которого тот приобрел накануне...


Ассистент режиссера

Эта книга представляет собой собрание рассказов Набокова, написанных им по-английски с 1943 по 1951 год, после чего к этому жанру он уже не возвращался. В одном из писем, говоря о выходе сборника своих ранних рассказов в переводе на английский, он уподобил его остаткам изюма и печенья со дна коробки. Именно этими словами «со дна коробки» и решил воспользоваться переводчик, подбирая название для книги. Ее можно представить стоящей на книжной полке рядом с «Весной в Фиальте».


Немножко философии

«Зачем некоторые люди ропщут и жалуются на свою судьбу? Даже у гвоздей – и у тех счастье разное: на одном гвозде висит портрет генерала, а на другом – оборванный картуз… или обладатель оного…».


Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы

Поль Фурнель — журналист, дипломат, светский персонаж, спортсмен, и, тем не менее, известный во Франции писатель — активный участник УЛИПО («Цех потенциальной литературы», основанный Рэймоном Кено и Франсуа Ле Лионнэ), автор ряда романов и новеллистических сборников.«Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы» — самая популярная книга писателя, в которой с необыкновенной точностью и правдивостью, выверенной простотой и, порой жесткой, лиричностью, повествуется о мире девочек-подростков. Как выясняется, этот мир мало в чем отличен от мира взрослых (тому свидетельством — две другие книги, вошедшие в этот сборник) — разве что нет в нем ничего случайного или не заслуживающего внимания.