«Притащенная» наука - [101]

Не стал исключением и наш герой.

Начнем с того, что четкой привязанности к какой-либо исторической теме у Покровского никогда не было. Увлекался он только тем, что в данный момент было актуально для партии.

Для большевиков тема «Великий Октябрь» была злободневной всегда. Ибо они тщились убедить сначала свой народ, а затем и всю мировую общественность в объективно-историческом характере этого революционного переворота. Но как это сделать? Тут, как говорится, возможны варианты. Одного историка выбранное им толкование этой темы приводило в кресло академика, другого – в забвение (в лучшем случае). По мнению А.А. Чернобаева, история Октября – главный объект изучения Покровского. Это, в конечном счете, и стало его приговором… [568].

Тезис, который он отстаивал в этой связи, был более чем сомнителен: «…все предшествующее готовило Октябрь, а все последующее было защитой завоеваний Октября» [569] (Заметим в скобках, что почти любой тезис марксистской истории либо противоречив, либо притянут за уши, либо и вовсе глуп. На самом деле, если Октябрьская революция явилась итогом объективного характера русской истории, то почему у большевистских вождей первые месяцы после завоевания власти все тряслось от страха. Почему они (и Покровский туда же) искренне считали, что без поддержки мирового пролетариата революция в России пропадет. Спасла ее только нечеловечески запредельная жестокость большевиков, а не объективный характер исторического процесса).

По мнению же нашего героя, объяснение революции надо искать в экономической плоскости, ибо у пьедестала Октября лежала именно экономика. И это, само собой, верно, но настолько топорно, что обухом этого топора можно было и зашибить мыслителя. Что и сделали [570].

Не без влияния трудов Покровского сразу после свершения Октябрьской революции в основу концепции уже советской истории положили постулаты экономического материализма в противовес идеологии субъекта истории, что было характерно для буржуазной историографии. Уже с середины 20-х годов история стала связующей нитью между экономикой и политикой советского государства. Подобный подход оказался фундаментом для чисто марксистского толкования той же истории как непримиримой борьбы антагонистических классов. Марксизм позволял стать «историком» людям невежественным и полуграмотным. Такие, собственно говоря, и заполонили рабфаки – детище Покровского. Как пишет С.С. Неретина, история стала «шведским столом» для дилетантов [571]. Только марксистский диалектический метод позволял, по Покровскому, непредвзято изучать историю, ибо он и только он давал возможность получать простое и удобное объяснение любого исторического факта [572].

Основным источником именно такого подхода к истории стал 4-томный курс «Истории России и народов СССР» Покровского. В 1928 г. Покровский с трибуны I съезда историков-марксистов призвал изучать историю как историю производственных отношений.

Итак, для Покровского история никогда не была просто наукой, которую надо изучать и развивать; история для него – «величайшее орудие политической борьбы; другого смысла история не имеет». Каково? Он сам вооружал такого рода «откровениями» своих врагов. Раз борьба, значит – насмерть. Кто кого! Сам так хотел! И получил. Правда, уже вдогонку, когда от Покровского осталась только горстка пепла в Кремлевской стене.

* * * * *

Приведем в тезисной форме некоторые перлы-обобщения из исторических сочинений Покровского. При этом нас не будет заботить их систематизация и хронологическая последовательность.

1. Вообще говоря, каждое общество ставит ограничительные рамки своего технического развития. «И только общество, где не будет классов, даст человеку ничем не ограниченные возможности в борьбе с природой» (Подчеркнуто мною. – С.Р.) [573].

2. «В истории ничто не стоит на месте, все движется; но движется не тихо и смирно, “потихонечку да полегонечку”, а движется бурно, на каждом шагу ломая традиционные общественные формы» [574].

3. «Индивидуализирует историю именно география» [575] (В этом что-то есть. Эту мысль хоть обсуждать можно. – С.Р.).

4. Истинный мотор истории – классовая борьба, а государство оказывается деталью второстепенной, без него можно и обойтись (Это уже и вовсе непонятная эклектика из марксизма и анархизма. Именно данным тезисом Покровский наиболее зримо «разоружился» для критики своих бывших учеников и заединщиков. – С.Р.) [576].

5. «Историю делают классы». «Классовая борьба – это стержень, на который нанизывается исторический процесс» [577]. Для марксистов – все это банальности, для «нормальных» историков – тупиковая мысль, не имеющая позитивного выхода. Именно за классовый подход к изучению российской истории еще в начале XX века резко критиковал Покровского А.А. Кизеветтер.

Вообще же говоря, марксисты – народ бесхитростный: если ты стоишь на классовых позициях, значит ты – наш, материалист; если – нет, то ты из лагеря наших врагов – идеалистов. Нам не по пути.

Именно с этих позиций Покровский с яростью обрушился на популярные книги С.Ф. Платонова «Борис Годунов» (Пг., 1921) и Р.Ю. Виппера «Иван Грозный» (Пг., 1922). Причина – «классо-боязнь», оба автора не признавали классовую борьбу за стержень исторического процесса. А в 1922 г. Покровский и вовсе отверг всю «буржуазную историческую науку». Такие факты, как путешествие княгини Ольги в Царьград, и т.п. для него – всего лишь «истори-ческая ветошь»