Пристрелочник - [26]

* * *

Насчёт «Ветлужского золота» по Мельнику-Печерскому… Или, там, «буриданов осёл с нефтяными вышками»…

Была в здешних краях такая история. Геологи нашли две перспективные площадки. Надо скважины бурить. Тут финансирование урезали — дали только на одну. Где будем дырку делать? В левом пятне или в правом? Никто ответственность брать не захотел, монетки подкинуть — не нашли, забурились — между. Естественно — ничего не нашли. Как и то животное имени Буридана.

* * *

Собрали отпускнице узелок, добавили подарков, типа десятка прясленей да мешочка с горстью соли. Из ушкуёвых трофеев нашёлся налобный венчик из полоски бересты и кожи с медно-бронзовыми накладками. Сзади к венчику прикреплены цепочки с полыми медными шариками на концах. И — штаны! Марийки носят под длинную рубаху штаны. Как они в этом во всём размножаются…?

А, с другой стороны, вы видели — какие зубы у тамошних комаров?

Но главное — девушке дали коня. Точнее: подвеску с двухголовым конём на этот ушто, на живот — навесили. Типа — символ плодородия. Носится на груди — для удоя, на животе — для приплода. Виноват: для воспроизводства и приумножения народа.

* * *

Такие подвески — общий элемент украшений всех здешних племён. Есть с одноглавым конём, причём голова бывает в разные стороны. Есть кони очень похожие на российского двуглавого орла.

Конь цветного металла (оловянистая бронза…), к туловищу снизу прикрепляется за «ножки» (у муромы) или непосредственно на цепочках семь (как правило) шумящих привесок — «утиных лапок», ромбовидных, или прорезных бубенчиков. Близость зооморфных украшений мари, мордвы, муромы, мери подтверждает их этническую общность и отличие от пермских групп финно-угров.

Теперь сюда «въезжают» славяне. И потомки кривичей, словенов и вятичей, и славянизировавшиеся, с разным отношением к славянам и христианству, группы меря и муромы. Причём все племена весьма рыхлые. Это не зулусы времён Чаки, не ирокезы времён Гайваты.

Кстати, по одной из гипотез, Гайявата и Лига Ирокезов (Союз Ходеношони) — как раз из этого, 12, века.

«Дал я земли для охоты,

Дал для рыбной ловли воды,

Дал медведя и бизона,

Дал оленя и косулю,

Дал бобра вам и казарку;

Я наполнил реки рыбой,

А болота — дикой птицей:

Что ж ходить вас заставляет

На охоту друг за другом?

…

И в доспехах, в ярких красках, —

Словно осенью деревья,

Словно небо на рассвете, —

Собрались они в долине,

Дико глядя друг на друга.

В их очах — смертельный вызов,

В их сердцах — вражда глухая,

Вековая жажда мщенья —

Роковой завет от предков».

Жизнь на природе, «по заветам предков» — предполагает «ходить на охоту друг за другом». Что местные племена и делают. Столетиями, с кучей сию-местных и сию-временных условностей.

Такая «ходьба» и есть наиболее устойчивая, наиболее длительная часть политической истории человечества. «Роковой завет от предков». В этих войнах не бывает многолюдных битв: 10–20 покойников — сражение, воспеваемое столетиями. Но сами войны — вполне кровопролитны. 5-30 % процентов человеческого населения планеты погибает в ходе таких военных действия. Для сравнения: в 20 веке, при двух мировых войнах, при всех пулемётах, танках, ковровых бомбардировках, газовых атаках и газовых камерах… — меньше 4.5 %.

«но эту

всемирнейшую мясорубку

к какой приравнять

к Полтаве,

к Плевне?!».

Это — длится веками, поколения передают эстафету «от отцов к детям», каждый год уносит жизни немногих молодых мужчин.

«Ходить на охоту друг за другом» — часть местной жизни. Теперь — и моей. И тут я, «весь в белом» — со штыковой лопатой, «домиком для поросёнка» и писчей бумагой…

Оксюморон какой-то. «Ребята! Давайте жить дружно!».

Несогласны они… Ну уж тогда и я…

«Хотят ли русские войны?» — нет. Но очень могут.

Я бы, пожалуй, ради такого дела и закурил бы. Трубку мира. С коноплёй взаимопонимания. И угостил бы. Приходите, соседи и соседки, перетрём дела наши скорбные.

«Вдоль потоков, по равнинам,

Шли вожди от всех народов,

Шли Чоктосы и Команчи,

Шли Шошоны и Омоги,

Шли Гуроны и Мэндэны,

Делавэры и Могоки,

Черноногие и Поны,

Оджибвеи и Дакоты —

Шли к горам Большой Равнины,

Пред лицо Владыки Жизни».

Равнина есть — Русская, горы имеются — Дятловы. Осталось стать «Владыкой Жизни». Увы, я не «Гитчи Манито могучий» — на мой зов они не придут, советов моих не послушают.

Нынче мари расселились на обширной территории в Среднем Поволжье: южнее водораздела Ветлуги и Юги и реки Пижмы; севернее Пьяны, верховьев Цивиля; восточнее Унжи, устья Оки; западнее Илети и устья Кильмези.

Племена столетиями жили под тюркским влиянием. Которое происходило долго, но слабо. Сперва — хазарским, потом — булгарским. «Влиятели» ограничились торговлей и созданием нескольких факторий типа Мари-Луговского селища.

Часть мари платила булгарам дань (харадж) — вначале как вассалу-посреднику хазарского кагана. В Х в. булгары и марийцы (ц-р-мис — черемисы) — были подданными кагана Иосифа, правда, первые находились в более привилегированном положении.

Смысла харадж не имел. Взять у лесовиков нечего. И им, по сути, ничего не нужно. Поэтому военные походы бесполезны, то, что называют «дань», на самом деле — обмен подарками. Взаимно экстремально неравноценными.