Пришествие Короля - [264]

Поединщик Кинурига, языческий вождь, остановился в трех копьях от ожидавшего его нападения короля Кимри. В ликовании от силы своей он снова вскричал:

— Слушайте же слова мои, люди ангель-кинн, и вы, люди моего собственного народа, ведеры и геаты! Все знают — это я убил Дагхревна, носившего стяг хугов, вложив его в руку владыки моего, Хигелака. Не мечом убил я его, в жестоких объятиях моих раздавил я его и кости и сердце его! Ныне поднимаю я добрый меч Нэглинг против врага моего, но, думаю, в нашей схватке Дракон, враг мой, будет биться палящим огнем и ядовитым дыханием. Но не ради этого ношу я кольчугу и щит. Душа моя горит жаждой битвы, потому не стану я больше насмехаться над хилым врагом моим. Ждите у насыпи, товарищи мои, — в этом деянии вам части не будет, да и не человеку мериться силой с огнедышащим стражем кургана — мне одному это по силам. Один я совершу это деяние, добуду золота отвагой своей, а ежели проиграю, то война, страшная разрушительница жизни, заберет вашего владыку!

Так говорил Беовульф, насмехаясь над могучим королем, своим противником, и Мэлгон встал, изготовившись к поединку, рядом с Красным Драконом. Беовульф взмахнул над шлемом с изображением вепря своим широким мечом, древним клинком, выкованным в давние года великанами, и шагнул вперед. Время для меня растянулось до бесконечности, и, казалось, навечно пало страшное заклятье тишины на этот пятачок земли, окруженный воинами, стенами крепости, пределами земными. Тишину нарушал лишь грохот шагов одетого в кольчугу великана.

Я стоял неподвижно, как и король, взор мой туманили видения приближающегося конца. Все вокруг меня бешено закружилось, я начал терять сознание. И в это мгновение откуда-то рядом масляной струей с ревом плеснуло опаляющее пламя. Длинный язык его крылатым змеем, вырвавшимся из каменной своей расщелины, пронзил воздух, роняя яд с красных распахнутых челюстей. Мне опалило бок, я задохнулся черным, противным, вонючим дымом.

Прежде чем я успел подумать о том, чтобы поостеречься, или удивиться, или обернуться посмотреть, откуда вырвалось это бешеное всепожирающее пламя, я увидел, как оно ударило в грудь могучего противника Мэлгона. Горящая жидкость вмиг покрыла его с головы до ног. Он возвышался над нами, полыхая сверху донизу, как сигнальный костер на высоком холме под Калан Гаэф. Гневное пламя плавило кольца его стальной кольчуги, пожирало поросшую шерстью плоть, на миг открывшуюся среди огня и тут же вспыхнувшую, как только пламя сожгло его седую бороду. Черный дым потянулся вверх над пламенем, спиралью клубившимся вокруг его гибнущего тела. Смрад горелой плоти повис в воздухе — как от кусков свинины, что князья вынимают деревянными спицами из котла, кипящего над королевским очагом. Рев живого факела был подобен зимнему ветру, летящему над дымовым отверстием королевского зала. Кровь поединщика шипела и высыхала в одно мгновение, как вода, попавшая в горнило. Кости его трещали в огне, как на зубах королевских псов, когда они грызут их на покрытом тростником полу.

Как падучая звезда летней ночью, упал меч Беовульфа, вонзившись острием в землю, глубоко рассекши пропитавшийся кровью дерн. Из-под личины его опустевшего огромного шлема послышатся тихий заунывный вопль — это съеживались, растягивались и лопались те мехи, что давали дыхание жизни костяной опоре его груди, они трещали в столбе жгучего, текучего пламени, который мгновение назад был Беовульфом, первым поединщиком среди всех язычников, что живут вокруг моря Удд.

Струя пламени убралась так же быстро, как плеснула вперед, и на земле мы увидели пред собой только гордый шлем с вепрем, светлый меч, чадную груду полусплавившихся металлических колец и рассыпавшуюся кучку обожженной кожи и обгорелых костей. Страшный вопль — вопль раненого чудовища — поднялся среди разъяренных воинов Ллоэгра. Отважный родич павшего героя, Виглаф, сын Веохстана, рванулся вперед, собрал останки своего любимого владыки и отнес их прочь на своем щите. Пока все это творилось, ряды воинов Ллоэгра безмолвно стояли на месте, оцепенев от зрелища.

Я и сам был немало напуган, и хриплый смешок у меня над ухом застал меня врасплох.

Tarn magis ilia fremens et tristibus effera flammus

quam magis effuso cmdescunt sanguine pugnae,

Бушующий огонь, возжигаемый скорбью.

Тем сильнее, чем больше крови проливают воюющие, —

прошептал мне на ухо Руфин. — Красноречивое зрелище, ничего не скажешь Хотя, правду говоря, это средство обычно применяется при разрушении осадных машин, деревянных подставок баллист и всякого такого при штурме укрепленных городов. Однако всегда можно применить старое оружие и по-новому. Ты же знаешь, Мердинус, я отнюдь не мимолетно интересовался такими орудиями войны.

Я в изумлении обернулся. Рядом со мной стоял трибун с видом величайшего удовольствия. По соседству стояла медная трубка длиной с копье на легкой раме на колесах. Из ее зева тянулся чадный дым, в воздухе стоял резкий запах.

— Опять твоя работа, Руфин? — спросил я, слегка ошарашенный зрелищем, которое ошеломило нас не меньше, чем врагов.

— Боюсь, опять моя вина! — весело ответил он. — Видишь ли, поскольку делать было нечего и серьезной атаки мы не ожидали, я не мог удержаться и не загрузить людей работой по сооружению этих игрушек. Думаю, мои опытные сотоварищи посмеялись бы над ними.