Пришёл, увидел и убил. Как и почему римляне убивали - [58]

Но кто здесь настоящий убийца? Меч в руках Спикула, но Спикул – порабощённый человек. Он оказался на арене не по своей воле; его согласия никто не спрашивал. Он не мог отказаться убивать Аптонета. Решение принимал не Спикул, а организатор игр, имени которого мы никогда не узнаем. Он поднял или опустил палец – или сделал что-то другое – и заставил Спикула совершить убийство[158]. Может быть, настоящий убийца – он, а Спикул – всего лишь его оружие? Сам организатор отверг бы это предположение по двум причинам: во-первых, он заявил бы, что исполнил волю толпы. Он бы сказал, что толпа решает, отпустить проигравшего и позволить ему побороться в другой раз или вынудить его испустить последний вздох на арене. Если бы мы нажали на него посильнее или если оказалось бы, что он склонен к самоанализу, организатор мог бы добавить, что произошедшее в тот день зависело не от него, а от судьбы. Непостижимые божественные силы сообщили о своей воле с помощью знаков: криков толпы, или, может быть, птицы, пролетевшей над ареной, или даже чувства, посетившего самого организатора и заставившего его совершить то, чему суждено было совершиться; он и не мог поступить иначе. В таком случае сам организатор был всего лишь орудием богов, которых, с точки зрения римлянина, существовало бесчисленное множество, Спикул – оружием, а толпа – инструментом, с помощью которого боги объявляли о своём решении. Убийство Аптонета было тщательно организовано – но ни один человек не был в нём виноват, потому что решали не люди, а боги. Они решили, что Спикул будет стоять над Аптонетом, молчаливо принимающим смерть – и тем самым умоляющим сохранить ему жизнь; что организатор повернёт свой палец так, а не иначе, повинуясь сверхъестественным силам, пронизывающим мироздание. Кстати, именно по этой причине римляне презирали гладиаторов, не выдерживавших напряжённости момента между жизнью и смертью и открыто моливших о пощаде. Гладиаторов учили смиряться с судьбой, они должны были вести себя стоически и не позволять себе эмоциональной реакции. У рыдающего и выпрашивающего помилование гладиатора было гораздо меньше шансов избежать смерти от меча, чем у мужчины, который вёл себя как полагается и казался достойным спасения, потому что, молча подставив шею под удар, демонстрировал покорность воле богов. Он не пытался убежать от судьбы, бороться с высшими силами; он признавал, что его жизнь, как и жизни всех остальных людей, находится в руках божеств. Чтобы гладиатору позволили и дальше дышать, он должен был делать вид, что выживание его совершенно не заботило, а это само по себе – психологическая пытка.

Смысл этой системы, разумеется, состоял в том, чтобы снять со всех присутствующих всякую ответственность за убийство. Гладиатор – всего лишь оружие; толпа – всего лишь проводник; организатор – всего лишь спица в колесе божественного замысла. В любом случае ему нужно было устроить эти игры, чтобы угодить жителям Помпей. У него не было выбора. Ни у кого не было выбора. Все были одинаково невинны и одинаково виновны. Но только Спикула забрызгала – возможно, с ног до головы – кровь Аптонета, только его руки ощущали сопротивление мускулов, хрящей и костей. Только Спикулу и бесчисленному множеству его коллег приходилось молчаливо ждать, а затем наносить удар, а затем просыпаться с осознанием того, что они стали убийцами. Римляне понимали это, потому-то они и скрывали лица гладиаторов под огромными шлемами, маскируя и расчеловечивая их в глазах товарищей по несчастью. Потому-то порой, может быть, даже в большинстве случаев, организатор миловал поверженного бойца и освобождал обоих от бремени убийства. Я уже говорила, что отнюдь не случайно гладиаторские игры стали частью римской культуры в годы, когда Рим приступил к активной экспансии – и дело не только в том, что римляне познакомились с обычаями жителей юга центральной Италии. Гладиаторские игры позволяли постоянно напоминать людям о том, что империя обладает властью порабощать и убивать, причём люди приходили на них и усваивали этот урок добровольно. Значительная часть людей, сражавшихся и погибавших на арене, были порабощены в ходе римских войн. Их угнали из Северной Африки или с территорий нынешних Бельгии, Турции, Австрии, Ирака или Хорватии, поработили, обучили и заставили убивать и умирать ради римского народа в центре каждого римского города. Остальные в большинстве своём были преступниками, осуждёнными за кражу соседского улья или что-нибудь в этом роде. Римское государство использовало их, как танцующих медведей: бывшие угрозы, которые римляне нейтрализовали, усмирили и принудили развлекать лояльных граждан. Они постоянно, ежедневно напоминали людям о том, что происходит с теми, кто связывается с Римом. Он делал их частью созданной им системы. Превращал их в свою пропаганду.

Оборотной стороной этого было то, что многие гладиаторы становились звёздами. Спикул проснулся знаменитым. Убив Аптонета, он из никому не известного новичка превратился в уникума. Римляне восхищались гладиаторами совершенно так же, как мы восхищаемся звёздами реалити-шоу или футболистами: им завидовали, их хотели, но никто бы не выдал за кого-то из них свою дочь.