Природа сенсаций - [5]
Он чувствовал себя торчащим посреди жизни, как бетонный столб в поле, причем пытающийся пустить корни, зазеленеть. Приблизительно так же, полагал он, располагались в мире Колесов, Скачков, Рукоятников. И непонятно было, чего же стоила их дружба, да и можно ли то, что происходило, всю эту россыпь мелких, округлых, как камушки на пляже, необязательных событий называть таким тяжелым, серьезным, платиновым словом.
ДЕФЕКТ ЛОМА
Ломизе́, человек непонятной национальности, был необычайно чувствителен к запахам. Поэтому он завел у себя стерильную чистоту, пищу хранил в герметичной упаковке и по несколько раз в день менял белье. Это ввергло его в значительный расход, но иначе он не мог.
Был он неглуп. Других замечательных качеств за ним не водилось.
Друзей и женщин у Ломизе было мало — из-за сверхчуткого обоняния.
— Я все время как беременный, — говаривал он.
С годами у него развилось нечто вроде мизантропии. Неделями он бызвыходно пребывал в своей облицованной кафелем комнате, расхаживая босиком по леденяще-холодному полу или лежа на клеенчатой кушетке. К запаху клеенки он привык и не раздражался.
Когда ему нужно было выйти из дому, например, за продуктами, он вворачивал в ноздри кусочки ваты и шел, дыша ртом.
Однажды к Ломизе пришел его школьный товарищ, ставший профессором медицины, человек чистоплотный и положительный.
— Слушай, Лом (так Ломизе звали в школе), — предложил старый товарищ, — давай выпьем и поговорим с тобой серьезно.
Ломизе пил раза два-три в жизни, но тут неожиданно согласился.
— Давай, — сказал он, вворачивая в нос вату.
Профессор достал из портфеля бутылку водки, откупорил ее и налил в большие рюмки.
Ломизе принес себе талой воды из холодильного шкафа.
— Ну, за твое здоровье, — сказал профессор и выпил.
Превозмогая себя, Ломизе проглотил водку и обильно запил ее холодной водой.
— Старина, — сказал профессор, — у тебя гипертрофированное чутье. Из-за этого ты живешь, как бирюк. Вот что я тебе предлагаю: ложись к нам в клинику, мы сделаем тебе операцию, и будет у тебя нормальное обоняние. Будешь радоваться жизни.
Профессор налил еще водки.
— Знаешь, — сказал Ломизе, — это заманчиво, конечно, но…
— Подожди, — перебил его профессор, — выпьем-ка.
Они выпили.
— Ты торчишь тут, — воскликнул профессор, — и тяготишься своей жизнью!
— Такой мой крест, — сказал Ломизе.
— Какой, к черту, крест! Мог бы пользу приносить, наслаждаться и так далее, а ты… — Профессор разлил остатки водки и потянулся к портфелю за следующей бутылкой.
Они выпили снова.
Ломизе охмелел и стал крикливо доказывать профессору, что ему и так неплохо.
Профессор бурно возражал и наливал водку.
Вдруг Ломизе почувствовал, как спазм сжал его желудок и пищевод. Он согнулся в пояснице, хотел встать, но покачнулся и упал на четвереньки.
Его рвало. Из ноздрей вылетели клочья ваты.
Глядя на мучения Ломизе, профессор пошарил в карманах, нашел папиросы и закурил.
Через некоторое время Ломизе поднялся, цепляясь за край стола, и уселся на стул.
— Что?! Ты что, — спросил он, с трудом ворочая языком, — куришь, что ли?!
— Курю, — ответил профессор, выпуская в лицо Ломизе струю дыма.
— А я… А я — ничего… Как это?!
— Подожди… Постой… — Профессор с изумлением смотрел на Ломизе. — Как же твой нюх?
— А ничего! — закричал Ломизе. — Ничего! Не надо операций! Не надо!
— Смотри-ка, все прошло!
— Все! — орал Ломизе. — Свобода! К черту кафель! К черту кушетку! Будем жить!
Ломизе схватил со стола пустую бутылку и запустил ее в стену.
— Друг! — закричал он. — Давай гулять! Сегодня праздник! Давай позовем женщин! Пусть они будут вонючими! Все равно! Свобода!
Ломизе вскочил со стула, но поскользнулся и рухнул на пол.
Никто, конечно, к ним не приехал.
Наутро, когда Ломизе проснулся, профессора в комнате не было.
Ломизе лежал на полу. Он повернул голову, и в нос ударил резкий, отвратительно-кислый запах.
Ломизе потерял сознание.
МНОЖЕСТВО ИСКУШЕНИЙ
Они сидели у окна, и занавеска, отделявшая их от большого уличного пространства, колебалась. Она даже время от времени всасывалась в комнату и реяла над столом, но на чашки, на графин с квасом улечься не осмеливалась, предпочитала снова высунуться в проем рамы, попробовать того воздуху.
— И что? Это сейчас… — говорил гость, плотный человек в мягкой теннисной рубашечке, с толстыми приятными усами. — Это сейчас, летом, когда все женщины красивы, вообще полуобнажены, она, конечно, представляется тебе… А ты бы глядел зимой-то, зимой! Во времена белых кож, двойных штанов, всяких хронических бронхитов. Ведь у нее же эти штуки к вискам…
— Какие штуки? Что ты? — перебил хозяин.
— Ну, штуки, складки эти, стрелки. Морщится когда она и смеется — видно.
— Так что же? Это у всех.
— Но не должно этого быть. Не должно. Ты паспорт ее смотрел?
— Нет… вроде бы. Зачем бы мне?
— Как можно! Ты даже не знаешь, так ли ее зовут, как она объявила. Столько ли ей лет. Такова ли ее прописка…
— Я доверяю, — сказал хозяин, уже начиная грустить.
— Да! — закричал гость. — Ты доверяешь. Но она не доверяет тебе, раз не показала паспорт! И не спросила твой? Сознайся? Ведь нет?
— Нет.
— Ты безалаберен. Она безалаберна. Нет! Нет! Прошу, порви с нею. Ради блага вас двоих, ради твоего и ее будущего счастья!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.
Гюнтер Герлих был почетным гостем Второго фестиваля дружбы молодежи СССР и ГДР в Ленинграде.
Собрание всех рассказов культового московского писателя Егора Радова (1962–2009), в том числе не публиковавшихся прежде. В книгу включены тексты, обнаруженные в бумажном архиве писателя, на электронных носителях, в отделе рукописных фондов Государственного Литературного музея, а также напечатанные в журналах «Птюч», «WAM» и газете «Еще». Отдельные рассказы переводились на французский, немецкий, словацкий, болгарский и финский языки. Именно короткие тексты принесли автору известность.
Пространство и время, иллюзорность мира и сновидения, мировая история и смерть — вот основные темы книги «Персона вне достоверности». Читателю предстоит стать свидетелем феерических событий, в которых переплетаются вымысел и действительность, мистификация и достоверные факты. И хотя художественный мир писателя вовлекает в свою орбиту реалии необычные, а порой и экзотические, дух этого мира обладает общечеловеческими свойствами.
Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.
Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.