Природа сенсаций - [5]
Он чувствовал себя торчащим посреди жизни, как бетонный столб в поле, причем пытающийся пустить корни, зазеленеть. Приблизительно так же, полагал он, располагались в мире Колесов, Скачков, Рукоятников. И непонятно было, чего же стоила их дружба, да и можно ли то, что происходило, всю эту россыпь мелких, округлых, как камушки на пляже, необязательных событий называть таким тяжелым, серьезным, платиновым словом.
ДЕФЕКТ ЛОМА
Ломизе́, человек непонятной национальности, был необычайно чувствителен к запахам. Поэтому он завел у себя стерильную чистоту, пищу хранил в герметичной упаковке и по несколько раз в день менял белье. Это ввергло его в значительный расход, но иначе он не мог.
Был он неглуп. Других замечательных качеств за ним не водилось.
Друзей и женщин у Ломизе было мало — из-за сверхчуткого обоняния.
— Я все время как беременный, — говаривал он.
С годами у него развилось нечто вроде мизантропии. Неделями он бызвыходно пребывал в своей облицованной кафелем комнате, расхаживая босиком по леденяще-холодному полу или лежа на клеенчатой кушетке. К запаху клеенки он привык и не раздражался.
Когда ему нужно было выйти из дому, например, за продуктами, он вворачивал в ноздри кусочки ваты и шел, дыша ртом.
Однажды к Ломизе пришел его школьный товарищ, ставший профессором медицины, человек чистоплотный и положительный.
— Слушай, Лом (так Ломизе звали в школе), — предложил старый товарищ, — давай выпьем и поговорим с тобой серьезно.
Ломизе пил раза два-три в жизни, но тут неожиданно согласился.
— Давай, — сказал он, вворачивая в нос вату.
Профессор достал из портфеля бутылку водки, откупорил ее и налил в большие рюмки.
Ломизе принес себе талой воды из холодильного шкафа.
— Ну, за твое здоровье, — сказал профессор и выпил.
Превозмогая себя, Ломизе проглотил водку и обильно запил ее холодной водой.
— Старина, — сказал профессор, — у тебя гипертрофированное чутье. Из-за этого ты живешь, как бирюк. Вот что я тебе предлагаю: ложись к нам в клинику, мы сделаем тебе операцию, и будет у тебя нормальное обоняние. Будешь радоваться жизни.
Профессор налил еще водки.
— Знаешь, — сказал Ломизе, — это заманчиво, конечно, но…
— Подожди, — перебил его профессор, — выпьем-ка.
Они выпили.
— Ты торчишь тут, — воскликнул профессор, — и тяготишься своей жизнью!
— Такой мой крест, — сказал Ломизе.
— Какой, к черту, крест! Мог бы пользу приносить, наслаждаться и так далее, а ты… — Профессор разлил остатки водки и потянулся к портфелю за следующей бутылкой.
Они выпили снова.
Ломизе охмелел и стал крикливо доказывать профессору, что ему и так неплохо.
Профессор бурно возражал и наливал водку.
Вдруг Ломизе почувствовал, как спазм сжал его желудок и пищевод. Он согнулся в пояснице, хотел встать, но покачнулся и упал на четвереньки.
Его рвало. Из ноздрей вылетели клочья ваты.
Глядя на мучения Ломизе, профессор пошарил в карманах, нашел папиросы и закурил.
Через некоторое время Ломизе поднялся, цепляясь за край стола, и уселся на стул.
— Что?! Ты что, — спросил он, с трудом ворочая языком, — куришь, что ли?!
— Курю, — ответил профессор, выпуская в лицо Ломизе струю дыма.
— А я… А я — ничего… Как это?!
— Подожди… Постой… — Профессор с изумлением смотрел на Ломизе. — Как же твой нюх?
— А ничего! — закричал Ломизе. — Ничего! Не надо операций! Не надо!
— Смотри-ка, все прошло!
— Все! — орал Ломизе. — Свобода! К черту кафель! К черту кушетку! Будем жить!
Ломизе схватил со стола пустую бутылку и запустил ее в стену.
— Друг! — закричал он. — Давай гулять! Сегодня праздник! Давай позовем женщин! Пусть они будут вонючими! Все равно! Свобода!
Ломизе вскочил со стула, но поскользнулся и рухнул на пол.
Никто, конечно, к ним не приехал.
Наутро, когда Ломизе проснулся, профессора в комнате не было.
Ломизе лежал на полу. Он повернул голову, и в нос ударил резкий, отвратительно-кислый запах.
Ломизе потерял сознание.
МНОЖЕСТВО ИСКУШЕНИЙ
Они сидели у окна, и занавеска, отделявшая их от большого уличного пространства, колебалась. Она даже время от времени всасывалась в комнату и реяла над столом, но на чашки, на графин с квасом улечься не осмеливалась, предпочитала снова высунуться в проем рамы, попробовать того воздуху.
— И что? Это сейчас… — говорил гость, плотный человек в мягкой теннисной рубашечке, с толстыми приятными усами. — Это сейчас, летом, когда все женщины красивы, вообще полуобнажены, она, конечно, представляется тебе… А ты бы глядел зимой-то, зимой! Во времена белых кож, двойных штанов, всяких хронических бронхитов. Ведь у нее же эти штуки к вискам…
— Какие штуки? Что ты? — перебил хозяин.
— Ну, штуки, складки эти, стрелки. Морщится когда она и смеется — видно.
— Так что же? Это у всех.
— Но не должно этого быть. Не должно. Ты паспорт ее смотрел?
— Нет… вроде бы. Зачем бы мне?
— Как можно! Ты даже не знаешь, так ли ее зовут, как она объявила. Столько ли ей лет. Такова ли ее прописка…
— Я доверяю, — сказал хозяин, уже начиная грустить.
— Да! — закричал гость. — Ты доверяешь. Но она не доверяет тебе, раз не показала паспорт! И не спросила твой? Сознайся? Ведь нет?
— Нет.
— Ты безалаберен. Она безалаберна. Нет! Нет! Прошу, порви с нею. Ради блага вас двоих, ради твоего и ее будущего счастья!
Один из программных текстов Викторианской Англии! Роман, впервые изданный в один год с «Дракулой» Брэма Стокера и «Войной миров» Герберта Уэллса, наконец-то выходит на русском языке! Волна необъяснимых и зловещих событий захлестнула Лондон. Похищения документов, исчезновения людей и жестокие убийства… Чем объясняется череда бедствий – действиями психа-одиночки, шпионскими играми… или дьявольским пророчеством, произнесенным тысячелетия назад? Четыре героя – люди разных социальных классов – должны помочь Скотланд-Ярду спасти Британию и весь остальной мир от древнего кошмара.
Герой повести — подросток 50-х годов. Его отличает душевная чуткость, органическое неприятие зла — и в то же время присущая возрасту самонадеянность, категоричность суждений и оценок. Как и в других произведениях писателя, в центре внимания здесь сложный и внутренне противоречивый духовный мир подростка, переживающего нелегкий период начала своего взросления.
Рассказ написан о злоключениях одной девушке, перенесшей множество ударов судьбы. Этот рассказ не выдумка, основан на реальных событиях. Главная цель – никогда не сдаваться и верить, что счастье придёт.
Сборник рассказывает о первой крупной схватке с фашизмом, о мужестве героических защитников Республики, об интернациональной помощи людей других стран. В книгу вошли произведения испанских писателей двух поколений: непосредственных участников национально-революционной войны 1936–1939 гг. и тех, кто сформировался как художник после ее окончания.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге "Поцелуй на морозе" Анджей Дравич воссоздает атмосферу культурной жизни СССР 1960-80 гг., в увлекательной форме рассказывает о своих друзьях, многие из которых стали легендами двадцатого века.
Новая книга Софьи Купряшиной «Видоискательница» выходит после длительного перерыва: за последние шесть лет не было ни одной публикации этого важнейшего для современной словесности автора. В книге собран 51 рассказ — тексты, максимально очищенные не только от лишних «историй», но и от условного «я»: пол, возраст, род деятельности и все социальные координаты утрачивают значимость; остаются сладостно-ядовитое ощущение запредельной андрогинной России на рубеже веков и язык, временами приближенный к сокровенному бессознательному, к едва уловимому рисунку мышления.
Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.
Рожденная на выжженных берегах Мертвого моря, эта книга застает читателя врасплох. Она ошеломляюще искренна: рядом с колючей проволокой военной базы, эвкалиптовыми рощицами, деревьями — лимона и апельсина — через край льется жизнь невероятной силы. Так рассказы Каринэ Арутюновой возвращают миру его «истинный цвет, вкус и запах». Автору удалось в хаотическом, оглушающем шуме жизни поймать чистую и сильную ноту ее подлинности — например, в тяжелом пыльном томе с золотым тиснением на обложке, из которого избранные дети узнают о предназначении избранной красной коровы.
Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.