Природа сенсаций - [36]
это лицемерная европейская сложность, которую я ненавижу, сказала сузи
воля твоя, а только человек не властен, сказал дмитрий борисович, вас дурят в сраных университетах, узнать ничего нельзя, можно что-то понять, если это для тебя предназначал бог
я тяготею к пантеизму, сказала сузи, вообще прочти мои стихи
башня над деревней обрушилась, давно утратила оборонное значение, валы били в берег под нею, рано или поздно рухнет, дельфины зимой уходят, говорил дмитрий борисович, если кто-то приедет за мной сюда, что ты скажешь
она не приедет, сказала гс
неважно, сказал дмитрий борисович, я могу спрятаться от кого угодно, могу сделать так, что меня никто не найдет
хорошо, сказал он, я покажу тебе, он повернулся лицом к окну и посмотрел на море, начинался дождь, дмитрий борисович собрался, подумал о точке третий глаз и сделал лицо, он повернулся к гс, она отступила на шаг, спиной прижалась к двери и, скрестив руки, прикрыла перед, как футболист перед штрафным ударом
я расскажу тебе, как это вышло, начал дмитрий борисович
дмитрий борисович пересек техас, чтоб оказаться в доме ломизе, того друга своего, врача, что раньше жил в бутове, в городе даллас убили какого-то кеннеди, уж не знаю, кто это был, говорил дмитрий борисович, но убийцу не убили и не поймали никогда, и не поймают, потому что в далласе как раз жил один дивный хирург, он был чародей в плане пластических операций, ты можешь достроить остальные ходы
за какой-нибудь год ломизе приобрел огромный дом, мерседес, три лиловых негра служили ему, когда он садился обедать
а все потому, что волей случая мой друг поступил в ассистенты к старому чародею, тот привязался всей душой к одинокому эмигранту, вскоре умер, но, умирая, передал ему свои секреты и инструменты, а также, ибо некому было больше, все свои колоссальные средства
видишь, сказал дмитрий борисович, мечта всей моей жизни была иметь более короткий нос, о чем я и сказал ломизе
что же, ответил ломизе, надо когда-то и мне начинать, а то я скучаю, деньги приносят мало счастья, если нет любимой работы, будь моим первым пациентом, я опробую на тебе секреты великого мастера, меняющего по своей воле лица людей и, случалось, обыгрывавшего в честном состязании судьбу и самого бога
настал день икс, мы проследовали на стерильную половину дома, где были операционные покои, стояли баллоны новокаина и веселящего газа и за стеклами шкафов лежали тысячи тысяч инструментов, скляночек, пузырьков, ломизе усадил меня в кресло, пристегнул кой-какие ремни и провернул вделанный в стену штурвал
последнее, что я помню: участливые губы склонившегося надо мной негра-ассистента
я очнулся через восемь дней, какая-то словно печаль почудилась мне разлитой в доме
я ощупал свое лицо, нос, как и хотелось мне, стал короче, однако и еще что-то изменилось, но что ж тут такого, думал я, в лице все взаимосвязано, как в человеке вообще
негр, внесший чай, сказал мне, что хозяин болен
это опасно, поинтересовался я
нет, обычная депрессия, ответил негр, дело в том, что операция прошла неудачно
какая операция, спросил я, боясь подумать о самом страшном
ваша операция, воскликнул негр, отшвырнул прочь поднос с чаем и выбежал из палаты
я вскочил и ощупал себя, но нет, руки, ноги, конечности вообще были целы
я разыскал зеркало и на первый взгляд в его сверкающем квадрате появился я
я улыбнулся было облегченно, но тут мое лицо чудовищно исказилось, я вдруг обратился в китайца-палача, наносящего финальный удар
я закричал, и мое лицо превратилось в лицо девицы-красавицы
да, вот в чем была неудача ломизе, теперь лица на мне менялись произвольно, и в каждый следующий миг могло выскочить что угодно
был нарушен какой-то нерв или центр, находящийся в области третьего глаза, посредине лба
теперь я понимаю, кричал ломизе, всхлипывая и опрокидывая водку стакан за стаканом, секрет старого профессора перкинса, он оперировал непосредственно на центре облика, вообще не трогал мышечных и нервных тканей, но поздно
неожиданно для самого себя я сохранил присутствие духа, не отчаивайся, сказал я, мы еще попробуем побороться, что-нибудь, наверное, можно
не буду рассказывать, как долгие восемь месяцев я учился овладевать своим третьим глазом, скажу только, что однажды я провел в медитативном трансе, в позе лотоса, семь суток и потом меня разгибали всем домом
я почти не ел и не спал, и вот, я добился полного владения своим обликом
я мог принимать теперь любые личины, менять их мгновенно и оставаться в любой из них сколь угодно долго
и однажды ночью мы сидели с ломизе в каминном зале его дома, пили водку и говорили до утра
когда за шторами зародился серый огонь техасского рассвета, мы сделали вывод: мой великолепный и трагический дар преступен
эти восемь месяцев жестокой аскезы и неопределенности я много думал о сузи, бывало, вскакивал по ночам, мучимый похотью
я написал ей, намекая, что она желанна мне сильней, чем прежде
она ответила, она писала, что под моим влиянием, заочно полюбив мою прекрасную страну, вступила в классы русского языка, но в путешествиях и приключениях времен ее ранней юности она упустила много сил и теперь должна концентрироваться сильней, чем другие
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.
Новая книга Софьи Купряшиной «Видоискательница» выходит после длительного перерыва: за последние шесть лет не было ни одной публикации этого важнейшего для современной словесности автора. В книге собран 51 рассказ — тексты, максимально очищенные не только от лишних «историй», но и от условного «я»: пол, возраст, род деятельности и все социальные координаты утрачивают значимость; остаются сладостно-ядовитое ощущение запредельной андрогинной России на рубеже веков и язык, временами приближенный к сокровенному бессознательному, к едва уловимому рисунку мышления.
Собрание всех рассказов культового московского писателя Егора Радова (1962–2009), в том числе не публиковавшихся прежде. В книгу включены тексты, обнаруженные в бумажном архиве писателя, на электронных носителях, в отделе рукописных фондов Государственного Литературного музея, а также напечатанные в журналах «Птюч», «WAM» и газете «Еще». Отдельные рассказы переводились на французский, немецкий, словацкий, болгарский и финский языки. Именно короткие тексты принесли автору известность.
Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.